Хроники 1999 года | страница 43

Я разозлился на сестрицу – так и есть, но что же ты меня приплела как союзника в своей склоке с родителями?! – и ответил матери с нарастающим раздражением:

– При чем здесь это?! Я уехал учиться, женился, разводился, менял работу, терял работу, не имел жилья – ты же знаешь все. Я по-прежнему трудно живу и давно забыл, что такое отпуск и отдых. Сейчас во Львов вернусь, надо зубами заниматься, мастерской, ремонтом и продажей квартиры, с сыном увидеться, пару текстов написать и отослать – и все это галопом. А потом в Москву возвращаться и опять впрягаться… О чем ты говоришь?! Прошу тебя, давай с этим закончим – закроем тему!

– Да, да, сыночка, поезжай, я все понимаю…

И помню еще мать в тесном коридоре квартиры в день отъезда. Остающимся всегда тяжелее. Поздно уже о чем-то говорить, последние неловкие и дежурные слова на прощанье: вы же звоните хотя бы раз в две недели, а вы берегите себя и не ссорьтесь, а ты будь умницей, учись хорошо и не огорчай дедушку с бабушкой, и вы будьте умницами, и удачи вам!.. Кажется, уже второй раз в этом году я видел стоящие в глазах матери слезы. Хотелось поскорее расстаться, не длить сцену прощания перед разлукой до следующего лета, чтобы мать смогла закрыть дверь и понемногу успокоиться. Отец вызвался проводить нас на вокзал. Старики всегда нервничают перед дорогой, даже когда только провожают. Его деятельная натура требовала двигательной активности, да и на свежем воздухе легче справляться со стрессовыми состояниями, чем в закрытом помещении.

Теперь я понимаю, что матери в дверях хотелось сказать мне напоследок что-то такое, чего она никогда прежде не говорила, – например, «я люблю тебя, сыночка», – но она не умела этого и оттого нервничала.

Мой эдем находился на востоке Украины в городе Славянске. Устав от бесконечных скитаний, мой дед накопил денег и к выходу бабки на пенсию купил на его окраине глинобитный дом с участком, чтобы встретить с ней там закат жизни. За считаные годы они вырастили на практически голой земле райский сад, в котором я ребенком проводил почти каждое лето. В начале 1955 года бабка завела толстую тетрадь, озаглавила ее «Работы в саду, огороде и в доме» и составила список необходимого инвентаря и инструментов: от лопаты и садовых ножниц – до пилы и топоров, и от тачки и опрыскивателя – до бидонов для керосина и грохота для просеивания угля.

Той зимой дед сделал скворечник, в котором весной поселился прилетевший скворец и принялся распевать песни. Двадцатого марта дед начал копать землю под огород и копал ее двадцать дней. Бабка тем временем закупала семена и готовила рассаду. Вдвоем они посадили десятки саженцев, которые я помню уже тенистыми деревьями. До того участок просматривался из конца в конец, чему не могли помешать несколько старых деревьев и три выродившихся куста виноградной лозы. В шестидесятые годы он превратился в тропический остров, обнесенный оградой и утопающий в цветах и буйной зелени. Но не о своих впечатлениях и воспоминаниях я хочу рассказать, а о бабкиной тетради, о существовании которой и не подозревал до конца августа 1999 года. Мать призналась, что эту подаренную папиной старшей сестрой тетрадь она теперь только и читает – только с ней она отдыхает. Я заинтересовался, и она предложила мне взять ее с собой. Получив от нее тетрадь, я понял, что тоже могу бесконечно читать ее и перечитывать, раскрыв на любом месте.