Тот упал без чувств.
Но, теряя сознание, он успел еще подумать:
«Бедная, добрая матушка Джипси! Она поспешила меня спасти!»
Великий прево нахмурил брови и отрицательно покачал головой.
— Монсеньор, — тут же быстро сказала Джипси, — я прошу у вас милости, чтобы вы соблаговолили принять меня у себя дома.
— Хорошо. Приходи сегодня в девять вечера.
— И еще прошу милости никак не распоряжаться насчет Лантене, пока не поговорите со мной…
— И на то согласен.
Сквозь зубы Монклар прорычал:
— Пусть подождет, ничего!
Довольная, Джипси быстро пошла прочь.
* * *
Лантене бросили в тележку: ведь перевязали его так крепко, что он и шага сделать не мог.
Вокруг тележки Монклар поставил двести всадников с палашами и копьями.
— К моему дому! — приказал он.
Дело в том, что в резиденции великого прево было с полдюжины застенков, ничуть не уступавших Консьержери, Шатле и Бастилии.
Через час Лантене был прикован в одном из этих застенков.
* * *
У груды медленно догоравших черных углей оставались только монахи, прежде читавшие отходные молитвы, а теперь распевавшие заупокойные. Толпа разбежалась, как только появились воры.
Манфред, как мы видели, упал одним из первых с перебитой рукой. Он долго не приходил в сознание.
Очнувшись, он увидел при проблеске сознания, пробившегося сквозь горячку, что лежит на соломе в мрачной, темной хибарке, а на него смотрит какая-то женщина.
— Это вы меня спасли? — спросил Манфред.
— Спасла? Не знаю… Тебя принесли Синичка с Колотушкой.
— А вы кто?
— Я Маржантина. Разве не знаешь меня? Белокурая Маржантина…
Манфред закрыл глаза и принялся бормотать что-то нечленораздельное: он опять был в бреду.
* * *
А Кокардэр с Фанфаром пропали. Убили их? Или только ранили?
Теперь толпа, опомнившись от страха, возвращалась к кострищу, молча, с алчным любопытством разглядывая кучу угля и пепла. От тела Доле осталось только несколько косточек, торчавших среди углей.
Было около трех часов дня.
Монахи не расходились.
Итак, к трем часам толпа сплотилась вокруг братии. Одна женщина из народа крикнула:
— Возьмите хоть пепел его! Похороните его с честью в освященной земле!
Лойола, услышав эти слова, вздрогнул и очнулся от неподвижности, в которой пребывал с самого утра. Нападения воров он не видел и не слышал.
Из-под балахона он с бескровным лицом наблюдал за казнью, не пропуская ни единой подробности, мечтая о еще более грандиозных и чудовищных казнях.
Сострадающий женский голос вернул его к действительности. Он мощным голосом произнес:
