— Тикайте сюда! Скорее сюда тикайте!
Еще не вполне освоившись с дневным светом, видя не предметы, а лишь как бы резкие тени предметов, он побежал на голос Цимбала, вскарабкался по склону балки и очутился на выгоне против Усатовского кладбища. Укрывшись за слоистую ракушечную скалу, Цимбал стрелял с колена куда-то в сторону кладбища. Вокруг него, среди сухих коровьих лепешек и бессмертников, валялись стреляные гильзы. После каждого выстрела Цимбал поднимался и, отчаянно размахивая фуражкой, кричал по тому направлению, куда стрелял:
— Сюда! Слышите, тикайте сюда! Э-эй!
И прежде чем Черноиваненко, на бегу щелкая затвором, добежал до Цимбала, он увидел метрах в ста впереди, возле низенького кладбищенского заборчика из ракушечных кубиков, сложенных через один, необычного вида тупорылый, пятнистый, зелено-коричневый военный грузовик. Два странных солдата в непривычно глубоких шлемах и синеватых шинелях втаскивали в грузовик отбивающуюся женщину. Третий странный солдат, с лицом, которое от небритой бороды казалось черным, волок за рукав мальчика в рваном полушубке; из носа у мальчика текла кровь. Четвертый солдат лежал за кладбищенским забором и стрелял из винтовки в Цимбала. А девушка с раскрутившимися, разлетающимися косами, размахивая винтовкой, бежала к балочке; за нею гнался пятый солдат или, может быть, офицер, судя по странной фуражке с громадными полями, и стрелял в девушку из пистолета. Шестой солдат, по-видимому шофер, бегал вокруг своего пятнистого грузовика, щупал простреленные баллоны и то и дело падал на землю, желая спрятаться от пуль, которые одну за другой посылал Цимбал. На выгоне валялись какие-то вещи, видимо брошенные во время свалки; слышались разнообразные крики — ругательства, стоны, приказания, заглушаемые винтовочными выстрелами. И все это вместе, по-видимому, было продолжением чего-то начавшегося тогда, когда Черноиваненко услышал первые выстрелы.
В ту самую минуту, когда Черноиваненко, наконец привыкнув к дневному свету, рассмотрел эту картину, Цимбал опять выстрелил. Шофер, бегавший вокруг машины, вдруг споткнулся, завертелся и со всего маху хлопнулся на спину, раскинув руки. Сейчас же вслед за этим пуля свистнула в воздухе, как хлыст, и рядом с Цимбалом из скалы брызнули осколки ракушечника.
— Мимо! — в упоении крикнул Леонид. — Промазал, гад! — и приложился опять.
И солдат в синей шинели, под кладбищенским забором, вскрикнув, выронил винтовку, быстро замахал кистью руки, как человек, обжегший пальцы. Было видно, что пальцы у него стали ярко-красные. Тогда быстро приложился и выстрелил Черноиваненко.
