Зажмурясь и зажимая ладонями лицо, Темка старался не дышать и не двигаться, но не мог удержать мелкой и частой дрожи. Если бы ему предложили сейчас же, на месте, умереть, он тут же бы согласился – только бы исчезло это невыносимое чувство ожидания неизбежной и, как он сам понимал, справедливой расплаты. «Боженька, миленький, – молился он про себя, – пусть он меня отпустит, и я никогда, ни за что, ни за какие коврижки не полезу больше в чужой сад…» Но тут что-то жесткое сдавило ему шею, он затрепыхался, точно курица в руках у повара, засучил ногами, заелозил…
Снова какое-то странное ощущение охватило Артемия Сидоровича. Словно бы чья-то могучая клешня стиснула ему холку, так что даже дыхание перехватило. Он непроизвольно повел головой, поджал плечи. Ощущение не проходило. Оно только временами как бы отдалялось, ослабевало, а потом снова усиливалось, и снова ослабевало. Под сердцем возник тревожный холодок, но Артемий Сидорович не допустил себя до паники, нарочито громко и замысловато выругался. Помогло. Поджав губы, он стал деловито устраивать голову пацана у себя между коленей…
Темка уже не соображал, что с ним деется. Неведомая сила перевернула его и сунула куда-то, где пахло потом и мочой, потом голову зажало так, что даже между ушами хрустнуло. Ноги и руки у Темки беспорядочно мотались во все стороны, хребет извивался ужом. Грубые руки повозились у него на животе, что-то треснуло, пониже спины обдало холодком. Темка, обхватив чьи-то толстые, как столбы, ноги, отчаянно прикусил губу…
Артемий Сидорович поднял лицо кверху, к звездам. Далеко-далеко, в прохладной вышине, ровно струился Млечный путь. Огромная луна все так же неподвижно висела над соседним домом, ее края казались острыми и ровными, Где-то заржала лошадь… Откуда здесь лошадь?.. И этот запах навоза… Что это? Где он? И – кто он?..
Давно позабытое чувство вдруг краешком задело заскорузлое сердце Артемия Сидоровича – чувство красоты окружающего мира, красоты дармовой, непродажной, никому не принадлежащей, но вместе с тем яркой и вдохновенной…
Яростно перекосив рот, Артемий Сидорович выдрал пук крапивы и ударил…
Резкая боль – словно кипятком поясницу ошпарило…
Темка дернулся, заверещал…
Артемий Сидорович дернулся, замер… Снова ударил…
Стон пополам с рычанием непроизвольно вырвался у него сквозь стиснутые зубы…
Кто стонет?.. Пацан?.. Он сам?..
Артемий Сидорович зажмурился и пошел остервенело стегать куда ни попадя беззащитно обнаженное тело. Пот выступил у него на лбу, защипало в глазах. Он что-то кричал – не то ругался, не то плакал. А рука, словно заведенная, ходила вверх-вниз, вверх-вниз, и кожа горела на спине и пониже, и жар подступал к самому сердцу…
