Но от стойкой пелены смердящего воздуха покатилась жгучая слеза, словно плачущая капля сока с подрезанной весенней берёзы.
Чистой рукой он держал ручку двери, а пахнувшую выпятил ладонью от себя, на всякий случай. Он стоически терпел принятое туловищем положение.
Тарас очнулся от оцепенения из-за того, что причинное место жгло. Просто сказано жгло – оно пылало, его разрывало и драло. Уж точно, он засиделся, пора спасать маланью, вспомнил он одно из названий мягкого места. Проделав сокращение опоясывающих мышц, он уверился в пустоте живота.
Тарас наплевательски встал, поднял штаны чистой рукой. «Ладно, сразу домой, сполоснусь». Ему показалось, что запах проник во все уголки и закоулки его тела и одежды. Была не была, он растворил дверь. Он не стал её распахивать, а лишь впустил свет.
Вдруг он услышал шевеление. Чем больше он впускал свет, тем очевидней становился шорох за спиной. Он оглянулся.
На одной ноге, как цапля, стоял молодой человек. Приподнятая нога была не по-детски испачкана делами Тараса. Молодой человек, по всей видимости, в темноте заподозрил то же самое. И решил не гадать, а потрогать и понюхать.
Вместе с тем из его ширинки торчало возбуждённое достоинство. За которое держалась прекрасной рукой дамочка, а кончик удерживала у себя во рту, нервно теребя его языком. В её полусогнутом состоянии просматривалась манящая стройность и аппетитная зрелость оголённых ножек. Приподнятая юбка своими оборочками напоминала модный досель невиданный ремень. Бёдра и ягодички налились от напряжения и были сильно привлекательны. Трусиков на ней не было. Туфли на высоких каблуках свели бы с ума, если бы не такой случай. Но голые лодыжки её также были обрызганы коричневыми капельками, уже с корочкой и слегка подсохшими. За мгновение до этого: она и он, синхронно, не сговариваясь – обнюхивали свои ладошки. Надо было так совпасть, Тарас надумал выйти и вот в этот самый момент – оглянулся, чем так по-чеховски, а может, по-гоголевски сконфузил молодую пару, брезгливо водившую носами перед своими пальцами, вытаращив глаза на проникший свет, словно бы он их застал врасплох.
– Бог мой! Светка! Светка из регистратуры. А я-то клеился к ней! Хороша! Признала ведь. Точно признала. Вон как глазища вылупила.
– Простите, – сказал опешивший Тарас. И как сейчас помнит: «Что, что у них было с лицами!»
