Андрей не подавал вида, что знает, и как ни в чём не бывало продолжал демонстрировать своё неведение. Маша пристально смотрела на него своими чёрными глазами, оттушёванными до пошлой выразительности. Потом успокоилась: лицо Андрея ввело её в заблуждение. Она предположила, что он действительно не знает. Он вышел из машины.
Но актриса в ней не умерла, и она, как в лучшей своей роли, надеясь в нём пробудить дружеские чувства, поделилась:
– Хотела с Семёном увидеться перед отъездом в Питер. На минуту.
Он не дал ей договорить:
– Не буду. И тебя попросил бы активность подобного рода не проявлять. Маш, пошло всё это. В такой момент особенно. Ты его любишь. Он знает это. Ему не нужны доказательства. Если хочешь пренебречь женой, детьми, мной. Я твои действия расцениваю как неуважение ко всем нам. Это безнравственно. И ещё! Я не тот человек, чтобы читать мораль. Но призвать к ней сейчас должен. Лучше ты пожертвуй собой. Вот это будет заслуживать уважения.
– Ты так считаешь? – уже искренно, без театральности, спросила она.
– Очень даже уверен в этом. Я понимаю, тебе тяжело. Тебя рядом нет – и ему плохо. Так – и больше никак – проверяются отношения. Я ему передам, что ты целый день здесь простояла. Улучить момент пыталась, чтобы дотронуться, показать, что ты волнуешься, сочувствуешь, любишь. Я что, не вижу, как ты мучишься?
– Ты так тонко чувствуешь!
Она внимательно разглядывала Андрея и открывала нового для себя человека.
– Побереги силы. Они пригодятся.
– Порой думаю, какое счастье быть с любимым, когда он нуждается в помощи.
Он усмехнулся про себя: «Вот сучка»!
– Я не сказал бы. Утку подсовывать, подмывать, – помолчал и добавил: – Постелю днём и ночью поправлять, безумного серьёзно забавлять.
Получилось в рифму.
Она возразила:
– Серьёзными вещами шутишь.
– Шучу, – согласился он. – Коль руки по локоть в дерьме, что ж не шутить? Легко! Научить?
Говоря с иронией, он не сводил с неё серьёзных глаз.
– Я с тобой серьёзно, – сказала она.
– Да? – удивился он, смутившись из-за подобного предположения. – Тогда твоя взяла, – Андрей согласно развёл руками.
Он сел в машину напоследок с серьёзным укором, словно снял с цепи свирепого, но замкнутого в себе пса, сказал в открытое окно:
– И я! Серьёзней некуда. Поехал. Расскажу ему, не переживай.
Как ни в чём не бывало улыбнулся, мигнул глазом.
Она задумалась после его заигрывания. По-иному она думать не могла. Она – в крови, в разуме, в страстях, в помыслах – была, есть и будет, женщиной. Женщиной в борьбе за своё женское счастье. В этом была её суть.
