По обочинам дороги пестрели цветами заросшие, некошеные годами луга. Добротные, когда-то возделываемые поля, поросли берёзовым молодняком. Двухметровый ельник удивлял плотностью и непроницаемостью. Новые виды, новые картины открывались следующим поколениям художников, поэтов и угрюмо вздыхающих из-под бровей прозаиков.
Когда ехали по пустынной дороге, слово за слово, завязалась болтовня.
– Про неё много легенд ходит. Не одного человека на ноги поставила. Вот ты зря раньше отказывался. Бабка Антонина после моих рассказов только головой качала и отмахивалась. Сильно твои чувства скованы недобрыми силами. Переживала – не поздно ль.
Маша говорила без сомнения в голосе, с внутренним и полным убеждением в целительной силе Антонины.
– Посмотреть она на тебя хочет, познакомиться. Ей сильные люди нравятся. Им помогать легче.
Семён, размышляя, уточнил:
– Машут, мне думается, что основная часть работы этой Антонины выполняется тобой. По крайней мере, в отношении меня. Ты подготавливаешь, а она завершает представление. Вообще, что касается итогов лечения, то результат выздоровления пятьдесят на пятьдесят. Половине из тех, кому она помогла, делать у неё будет нечего. Те, кому она не смогла помочь, исчезнут с горизонта, и не будут распространяться о ней. Исцелённые же, напротив, всем будут рассказывать о её способности лечить людей.
– Так что, ты не веришь? Зачем мы тогда едем?
– Как зачем? – ему пришла на ум известная шутливая поговорка Андрея Философа, которой он, перефразировав на свой лад, и воспользовался: – Что касается целебных чар, веры в гороскопы и разные там суеверия типа перебежавшей дорогу чёрной кошки, талисманов на удачу, то, возможно, сила потусторонних миров распространяется и на тех, кто в это не верит.
– Неумно. Надо верить или не верить.
– Да. Верно. Но главное – не спорить.
Семён понимал бессмысленность затеянного разговора. Возражения его были неуместны. Он ехал туда, что, в общем-то, на деле отрицал. Противоречие – плохое подспорье в вере. А ему сейчас хотелось верить хоть во что. Лишь бы помогло.
У дома целительницы, на вид ничем не выделявшегося от других, было одно отличие. У неё отсутствовал огород, а на его месте росло много плодовых деревьев-саженцев: яблони, вишни, а может, сливы. Все они были высажены несколько лет назад и плодов не давали. Невысокие, они составляли ровные однообразные ряды начавших жизнь, расцветших и неокрепших стволов.
Перед подъездом, который служил лицевой частью дома, земля и трава были вытоптаны и слегка посыпаны песком. Таким образом создавалась видимость не зарастающей, буквально вытоптанной, народной тропы.
