Против часовой стрелки | страница 20

Таким себя он еще не знал: в голове стучало, окружающий мир был в тумане — лишь контуры, он видел только перстень с красным камнем, который он должен заполучить. В переходе он зажал в кулак большой камень и сунул в карман. Он шел все быстрее, велосипед грохотал, детей, которые вдруг заполонили лестницу, он не заметил. Решительно свернув на улицу и сев на велосипед, он взял в правую руку камень и, не думая, погнал к витрине. Находясь в шаге от нее, блестевшей серебром как никогда, он со всей силы швырнул камень. Раздался треск и звон стекла, посыпавшегося на серебряные корабли, на ножи для бумаги, драгоценные украшения и на шкатулку, в черном бархате, где среди прочего был и перстенек с красным камнем, — и еще долго падавшего, как летний дождь на раскаленные улицы.

Он погнал так, как будто родился на колесах. Далеко внизу из перехода и внутренних дворов раздался детский крик, перекрывший звон стекла. «Может быть, чья-нибудь нежная ручка потянется к серебряным кораблям или ножам для бумаги, — подумал Марио и улыбнулся, — а мне не нужно вашего серебра».

На длинном крюке, висевшем на подъемном кране, далеко внизу, посреди судоремонтного завода в заливе, все еще покачивалась и сверкала на утреннем солнце стальная пластина. Марио не спускал с нее глаз, когда бешено летел по широкому шоссе. Он чувствовал триумф. Как будто, правда, преодолел в себе детство и стал настоящим мужчиной, ответственным за свои поступки.

Вдали, около темных островов, к которым ветер нес несколько парусных лодок, медленно качались волны.

Марио смотрел на море влюбленными глазами.

— Ты веришь в наше общее будущее?

— Сначала я хотел бы поверить, что эта ночь действительно была.

Скрытый в сумерках мальчик снова и снова пытается подобрать на баяне ту несчастную мелодию. Не получается. Ни один звук не согласуется с предыдущим, то он нажмет клавишу слишком низко, то слишком высоко, и всегда из мехов вырывается мучительный диссонанс. Собственно, у мальчишки не очень-то хорошо со слухом, он же чувствует все сильнее и сильнее, что его цель — точно сыгранный мотив — недосягаема, а время, когда вернется отец и потребует, чтобы он его сыграл, неотвратимо близится.

Ночь спускается на него подобно влажной тряпке. Ноты, густо рассыпанные по бумаге, уже начинают сливаться, затем совсем пропадают в темноте. Свет мальчик не включает, ведь темнота приносит облегчение; страшно было смотреть на свои собственные пальцы, как они, беспомощные и растерянные, бродят по клавиатуре.