– Ох, и не видать-то отсюда! – приложив к глазам ладонь, поморщился гость. – Сундучок-невеличка, так и стенки по пальцу, а внутри – кукиш! Небогато приданое-то, видать.
– Яхонт красный – тоже невеличка, а цена – не укупишь. – Войдя в раж, мужчины, казалось, забыли и про Николая Сергеевича, и про Аленку. Рассыпаясь в шуточках, они сварливо, по-базарному торговались, всячески нахваливая будущих мужа с женой.
– А в приданое-то что? Дырка небось от бублика-то?
– А в приданое – зясть; мало, что ли?
– А к зятю-то что?
– А вон. Утварь, чтобы дом – полна чаша, наряды, – пусть бы красней солнца женушка-то была, покрывала, да простыни, дабы ночами мягко молодым, прялка, – чтобы всегда в обновках, серебро, да отрез[16].
– Хороши дары, – важно кивнул головой бородач, – да что-то не верится! А ну-ка, похвались! – Уверенным шагом бывший лихой двинулся к сундуку, рядом с которым тут же вырос Тверд, чтобы, в одно мгновение с готовностью, распахнув крышку, предъявить его содержимое.
– Гляди, да глаза не сотри, – ухмыльнулся в ответ брат невесты.
– Ну-ка, ну-ка! – Совершенно не стесняясь, бородач извлек из нутра хранилища тонкой работы исподнюю рубашку. Вопреки ожиданиям Булыцкого, ни хозяин дома, ни тем более молчавшая весь ритуал Алена не возмутились такому нахальному поведению. Напротив, Тверд азартно, словно бы на рынке торгуясь, что-то там отвечал да жарко спорил, нахваливая сестру да набивая цену. А вот пришельца это покоробило. Настолько, что аж и злоба глухая заклокотала.
– Заканчивай! – когда Милован извлек из загашника очередное платье, негромко, но твердо скомандовал преподаватель.
– Чего?! – Товарищи, увлекшиеся процессом, не сразу и сообразили, что происходит.
– Балаган, говорю, кончайте! – ударив кулаком по столу, прорычал трудовик.
– Никола, ты чего?! – аж подпрыгнули участники торга.
– Хороша твоя сестра, берем!
– Эй, эй, Никола! Ты не суетись. Не горячись ты. Оно, хоть ты как крути, а без смотрин – никуда! – засуетился Милован. – Ты чего?!
– А того, что срам по сундукам девичьим мужикам лазить! – краем глаза заметив, как зарделась Алена, выпалил пожилой человек.
– Так ведь смотрины… – растерялся Тверд. – Положено.
– То снохе положено! И матери! – отрезал пришелец. – А мужику в бабьих вещах лазить – срам!
– Мож, и прав ты, – растерялся от такого поворота Милован. – Может, и срам.
– Хороша хозяйка твоя, – продолжал переть пришелец. – И стряпуха, и умелица, и красна, и приданое ладное. Берем! Тем паче что и князя с митрополитом благословение на то! – уверенно закончил он.
