Когда же она закончила рассказ и в свою очередь прослушала несколько отрывков, сонетов и баллад, компания начала разбредаться, приговаривая, что пора пообедать. Голод давал о себе знать, так что она решила последовать за небольшой группой, направлявшейся с сетями к реке. Однако, присев рядом на берегу, она обнаружила, что создания, плавающие в воде, шевеля страницами, совсем как плавниками и жабрами, были вовсе не рыбы, а книги, с переплетами, усыпанными галькой, точно речное дно. Те, что поменьше, держались стайками, мелькая туда и обратно, но были и такие, что неспешно плавали поодиночке, на них-то книжный народец и нацеливал свои сети. Когда груду тяжелых томов, с которых стекала вода и часть которых ещё шевелила страницами, вывалили на берег, сети были отброшены в сторону, и, разобрав книги, все растянулись на распечатанной траве и принялись за чтение, предложив страннице последовать их примеру. Так она и сделала, хотя желудок урчал и было досадно, что не изловили форель или лосося, которых можно поджарить. Но стоило улечься рядом с другими и начать листать разбухшие страницы, как она погрузилась в повествование, да так глубоко, что несколько раз пришлось прерваться из страха утонуть. Речная книга была самой увлекательной и глубокой из всех, что она прочла когда-либо, – наполненная синим светом, быстринами и бездонными темными омутами, потому, закончив и насытившись, она легла навзничь и заснула, погруженная в течения и тени. Когда она проснулась, то уже не чувствовала голода, книга, неведомо как, помогла его унять. Теперь она поняла, что на этой планете голод утоляют не ртом, а глазами, и подумала, что такой способ питаться куда естественней и приятней.
За следующие несколько дней ей довелось отведать крылатые книги, замеченные ещё во время спуска, кружившие голову своим парящим слогом; она читала также тома с тонким привкусом, собранные с определенных деревьев, сборники едких афоризмов, сорванные с определенных кустов, и наслаждалась изысканными поэмами, отпечатанными серебром на черном пергаменте, что откапывали под определенными корнями. Она даже научилась отличать безопасные книги-грибы и порадовалась своей осмотрительности, услышав от очевидцев истории о тех, кто задохнулся в спазмах, начитавшись поганок.
На такой диете из непрестанного чтения и общения с собеседниками, вечно погруженными в мечты либо воспарявшими в заоблачные выси поэзии, она сама стала терять чувство реальности. Он не знала, грезит или бодрствует, была ли рука, что подпирала ей голову, её собственной или рукой из книги, и чувство это, вначале смущавшее, уже не было неприятным.
