– Вернись назад, – сказала она. – Вернись в свою постель, к своим ночным занятиям, оставь эту погоню.
– Я не могу. Он завладел моим разумом. Его тело погубило мои сны.
– Тогда, – произнесла старуха, – мои уговоры тебя не остановят. Ты должна отправиться в лес, – она указала на зеленый сумрак далеко внизу. – Тебя полюбил демон. Он приходит ночью нежить тела молодых женщин и вторгаться в них, пока те спят, днем же возвращается в свое лесное жилище. Немало таких, что прямо в ночных рубашках ушли из освещенных лампадой спален на поиски пропавшего любовника, но ни одна не вернулась. Иди и ты, да не оглядывайся, – и карга ткнула Зелзалу в бок похожей на метлу рукой, отчего та едва не покатилась по склону к лесу.
Сколько она бродила здесь, ей было неведомо, как не знала она и в какой стороне её дом. Кроме разодранной в отчаянии рубашки при ней остались лишь сны о любовнике-демоне, которые никогда не сотрутся из памяти.
– Не видал ли ты его? – взмолилась она. – Не слыхал ли о нем, не доносил ли до тебя ветер его голос?
Но Пико покачал головой.
– Прости, – сказал он.
– А, все равно. Буду спать. Он там, в моих снах, – она улеглась у остывших углей, и дыхание её стало ровнее.
Трое суток он не отходил от неё, готовил поесть и поправлял одеяло, пока она спала, всматривался в её лицо, овеянное снами. На третий вечер она сказала:
– Мне пора. Дальше в лесную чащу. Но ты кормил меня, ухаживал и выслушал мою историю. Хочешь увидеть сон?
– Мне нечем заплатить.
– Смотри на меня.
Он повиновался, и в мельчайших клеточках его тела, вдоль нервных окончаний тут же возникло странное ощущение нежнейшего прикосновения, как от усиков бабочки или крошечной мышки. После долгой паузы она смежила веки, улыбнулась и раскрыла ладони.
– Выбирай.
В светящемся коконе между её ладоней, подобно сверкающим семенам, были рассыпаны его сны.
Он читал книгу, написанную вспышками молний. Он умыкнул сосуд с морским ветром. Он был рогат и танцевал у костра. В пещере искал он рассыпавшиеся слова. Крылатым взмывал он вдвоем с прекрасной девушкой с берега моря.
Разумеется, он выбрал последний, сон о полете. Кончиками пальцев она закрыла ему глаза.
– Спи, спи.
Призыв её потерялся в зареве сна, что она сорвала, как цветок, внутри него и отдала назад.
Перед ними пронзительно синеет море, солнце мостит улицу золотым булыжником, волны ложатся у его ног. Он берет её за руку, вместе они поднимаются с утрамбованного песка, и вот вокруг только трепет их крыльев, точно блестящие кривляющиеся силуэты собственных теней. Солнце обжигает ему скулы, как только что отчеканенная монета, волны кудрявятся, рассыпая соленую пену. Чайки, что увязались за ними, толкаясь, как непослушные подружки невесты, развернулись к берегу, и, оставив веющий над морем влажный ветер, возлюбленные устремляются в небо, в накаленную солнцем синеву, что становится все ярче. Тут сам воздух будет им опорой, они скользят, как по ковру, держась за руки, теперь уже за обе, и он смотрит в её лицо. Лицо – спасательный круг, талисман, петля удавки, убежище и кандалы. Они сливаются в поцелуе: сияющее солнце, небо цвета индиго, морщины моря – весь мир застывает у них на губах. Он вновь открывает глаза, и она смеется.
