У Жизель задрожали колени, и она упала в кресло, куда отец Гийом минутой ранее предложил ей сесть.
— Вы заставили Бродягу напасть на них? — закричала она. — Как вы могли? Как вы могли?
— В этом и есть его предназначение, Жизель. Таков он сам, — она хотела посмотреть ему в глаза, но их было не разглядеть за стеклами очков, в которых отражалась луна. — В моем сердце выше всех стоит Господь, а следом за ним — моя паства. Господь не ответил мне, и тогда я обратился к тому, кто меня услышит. Хотя, возможно, Бродяга и есть ответ на мои молитвы.
К горлу Жизель подступила тошнота, но она заставила себя сдержаться.
— Да как вы можете так говорить?
Отец Гийом развел руками.
— Самсон убил целую армию филистимлян челюстью осла. Это произошло случайно? И Господь улыбнулся. Поэтому, прежде чем судить… послушай.
Она не могла больше спорить — это было слишком больно. На сердце у нее было тяжело, как у скорбящей матери, чьего сына, который еще недавно невинно играл и забавлялся, приговаривали к повешению за совершенные им убийства. Мертвых всегда оплакивают, да, но столь же необходимо оплакивать живых, которые утратили возможность вести порядочную жизнь.
И она слушала.
Бешеный треск винтовок, залпы автоматического огня. Здесь — крики, там — взрывы гранат. И беспрестанный плач. Громкий треск — она уже научилась отличать звук сломанной ветки от звука сломанной кости. Она уже научилась отличать крики ужаса от предсмертного крика и безошибочно узнавала точку невозврата, когда первый переходил в последний.
И она слушала.
Освобождение Шато-сюр-лак продолжалось и продолжалось.
* * *
Они просидели за столом до самого утра, пока луна не уступила место восходящему солнцу, и сидели так еще два часа или больше в полной тишине. Рассвет не был таким же невинным и несущим надежду, как раньше, вместо этого он принес с собой чувство вины и тяжелую, гнетущую тревогу.
— Пойдемте, — сказала Жизель. — Посмотрим, что вы натворили.
Они вышли на улицу и поспешили вниз по холму, обогнув церковь так, чтобы она не мешала обзору. Под прояснившимся небом они смотрели сверху вниз на жуткую картину, на которой все было неподвижно, за исключением столбиков дыма и мерцающих здесь и там языков затухающего пламени. Внизу растянулись несколько тел в серой униформе, многие из них были изогнуты в неестественных позах. Еще несколько безвольно свисали из черной дыры в разрушенной каменной стене дома. Еще один застрял на крыше. Один лежал на земле, раздавленный упавшими бревнами. А остальные? Жизель надеялась, что ей не придется увидеть их в своих склепах.
