Можно было бы и не говорить этого. Конечно, неудобно, но при чем тут неудобство, если дело касается собственной шкуры? Макушкин быстро, смекнул, чем тут пахнет. Мало ли что начальство говорит, - дескать, уберем, то, другое, третье. Но ведь намек ясный был: мол, вас, Семен Лексеич, удерживать не будем. А работка здесь, как говорится, не пыльная. Неужто опять в совхоз подаваться? "Ай, какая промашка вышла!" - подумал Макушкин и с надеждой посмотрел на Литовцева.
Быстро сообразив, что требуется его совет, Валентин Игнатьевич заговорил, покровительственно поглаживая парня по плечу:
- Видите, мальчик, что наделали? Придется извиняться.
Начало оказалось неудачным, помешал Багрецов; стал возле, будто ему другого места не было разматывать провода. Он зло смотрел на Макушкина, как бы говоря ему: помоги, все равно делать нечего, галок считаешь да от работы отрываешь занятых людей.
Литовцев поморщился, но тут его отозвали по делу. Принесли плитку, сделанную из водного раствора лидарита. Все еще по-старому называл он новый материал, созданный Дарковым... Принесли и результаты испытаний этой экспериментальной плитки. Кажется, что-то получается. Он придирчиво ощупывал глазами каждую цифирку в длинном столбце данных, определяющих прочность материала на сжатие, на растяжение, на изгиб, твердость и влагостойкость, судорожно сжимал в руке лидаритовую пластинку, потом, найдя в протоколе какую-то маленькую зацепочку, побежал в лабораторию.
Макушкин облизал пересохшие губы - дело, конечно, дрянь. Верно говорит старик - придется просить прощения. Дождавшись, когда Васильев закончил свои дела на платформе и стал спускаться по лестнице, Макушкин пошел за ним.
- Зря это я, товарищ начальник, - догоняя, сказал монтер. - Без помощника разве можно? Пусть остается.
Васильев замедлил шаги, удивленно повернул голову:
- Дадим другого, поопытней.
- Чего там опытней? Все одно учить придется. Пусть уж этот остается. Малый он хороший, положиться можно. А что в Америке был, так разве мы не понимаем?
...Уже вечером, после того как были проверены не только пластинки, но и сделана попытка залить часть стены водным раствором лидарита, Васильев спросил у Литовцева:
- Наверное, это вы, Валентин Игнатьевич, сказали монтеру о сыне? Я не хотел этого.
Скрывать было невозможно, да и напрасно. По данному поводу Литовцев мог спорить, у него имелось собственное мнение.
- Не отрицаю, Александр Петрович. Что верно, то верно. Вы странный человек, весьма странный. Неужели вы не хотите оградить мальчика от грубых и несправедливых нападок, от чрезмерной работы, которую могут на него взвалить всякие там макушкины, люди тупые, необразованные? Для них ваше имя - все. Теперь мальчик будет спокоен. Им никто не посмеет командовать. Его уважать станут.
