Цветистую речь неожиданно перебил стройный черноглазый юноша. Нетерпеливо перекинув на плечо конец своего плаща, он крикнул звучным и смелым голосом человека, привыкшего повелевать сотнями невольников и клиентов.
— К делу, священник, к делу… Говори просто и толково, зачем собрал ты нас и что намерен предпринять сегодня?
Архидьякон Сильверий смерил недовольным взглядом не в меру самостоятельного юношу, но голос его звучал так же мягко и сладко, когда он обратился к нему с ласковым упреком.
— Возлюбленному сыну моему Люцинию, не верящему в священные цели нашего союза, все же не следовало бы разрушать эту спасительную веру в душах остальных членов нашего собрания. Но чтобы успокоить твое юное нетерпение, я готов сообщить без дальнейших промедлений о вступлении в наш союз нового члена, участие которого в нашем святом деле является видимым знаком милости Божьей, помогающей нашему бескорыстью.
— Исполнены ли обычные условия приема? Отвечаешь ли ты сам за нового сочлена, или же другой кто?
— спокойно и уверенно спросил другой римлянин, усевшийся на обломке скалы, опираясь руками на толстую палку.
Сильверий нахмурил свои тонкие брови, но голос его стал еще слаще и мягче.
— Да, я отвечаю за нашего нового брата, друг Сцевола, хотя личность его говорит сама за себя.
— До его личности мне дела нет, — с тем же невозмутимым спокойствием ответил Сцевола. — Устав нашего союза требует поручителя для каждого нового члена, и я настаиваю на выполнении устава.
— Будь по твоему, непреклонный законник. Ты можешь записать меня поручителем за нашего нового брата, — снисходительно улыбаясь, вымолвил архидьякон, и повернувшись к одной из боковых галерей, сделал знак двум юношам, в платье церковных служителей, которые немедленно вывели на середину полукруглой залы высокого, слегка сгорбленного мужчину, лицо которого скрывалось под наброшенным на голову плащом.
Медленно и торжественно откинул Сильверий плащ с лица незнакомца.
Взоры присутствующих впились в бледное, испуганное лицо, и шумные возгласы раздались отовсюду.
— Альбинус… Альбинус… — повторяли десятки голосов, негодующих или просто удивленных.
Люциний схватился за меч, а Сцевола поднялся со своего места.
— Изменник и предатель среди нас, — с негодованием произнес он. — Что это значит, Сильверий?..
Дрожа всем телом, стоял вновь вошедший посреди негодующих заговорщиков. На его неправильном зеленовато-бледном лице ясно написаны были страх и стыд, и полные слез глаза неотступно следили за каждым движением архидьякона, как бы умоляя его о защите.
