Эра осторожности [Эпоха нерешительности; Век нерешительности] | страница 85

Форрестер полностью отдался празднику.

— После всего, — закричал он Эдне, — это не имеет значения. Ведь у нас нет будущего, верно?

— Дорогой Чарльз, — ответила она, — замолкни и снимай с себя одежду.

Ничуть не удивленный подсказкой Форрестер внимательно смотрел за поведением остальных. Накидки, платья, нижнее белье летели на пол, где подбирались маленькими металлическими агрегатами.

— Почему бы и нет? — засмеялся он и швырнул ботинок в один из агрегатов.

Тот, как котенок, поднялся на задние колеса и поймал предмет в воздухе. Все спускались ниже, теряя последние остатки одежды на каждой ступеньке. И вот зал с высокими сводами, где смех и разговоры напоминали линчевание.

Дверь закрылась. Струи джоймейкеров исчезли. Водопады резкого, холодного вещества обрушились на людей, отрезвляя их.

Чарльз Форрестер не прожил и сорока лет фактической полноценной жизни — когда бьется сердце и работают легкие. Первая, большая часть его жизни, протекала в двадцатом веке. Вторая, измеряемая днями, началась после долгого пребывания в морозильной камере.

Но пять столетий, которые незаметно прошли для Форрестера, были реальны для всего остального мира. В каждом столетии — сто лет, в каждом году — 365 дней, в каждом дне — двадцать четыре часа.

Из всех событий, пронесшихся за пять веков, Форрестер мог усвоить немногое. Он не мог понять принципа действия аэрозолей. Играя кнопками джоймейкера и следуя советам друзей, Форрестер попробовал эйфорики и психостимуляторы, тонизирующие и снотворные коктейли. Но впервые он попробовал смесь, не оглупляющую, а улучшающую восприятие. В этом зале, куда его затащили Эдна и Тайко, находились сотни мужчин и женщин. А он, впервые в жизни, начал полностью воспринимать их чувства.

Он обернулся и посмотрел на Эдну. На ее лице не было косметики. Глаза ее были холодны и не мигали.

— Как ты противен внутри, — сказала она.

Слова прозвучали так, будто она ударила его по лицу.

Но Форрестер не удивился. Его переполнял гнев. Он выкрикнул:

— Ты шлюха. Я думаю, что твои дети будут такими же. — Он даже не думал, что может сказать что-либо подобное.

— Молчи и ползи, — вмешался Тайко.

Форрестер небрежно заметил:

— Ты беспринципен, мягкотел и продажен. Не правда ли?

Неожиданно Эдна кивнула, соглашаясь, но сказала:

— Бедный камикадзе, любящий покопаться в дерьме. Вульгарный и глупый. — Он растерялся, но она нетерпеливо продолжила. — Иди сюда, камикадзе. Очистись. Может быть, ты ревнуешь?