Третья русская революция | страница 46



"Приняв строгий вид, - пишет Тэлбот, - он сообщил, что ему только что звонил Путин, который хочет, чтобы Ельцин подчеркнул: Россия будет обеспечивать свои интересы всеми силами, она будет сопротивляться давлению и не станет молчаливо соглашаться с любой американской политикой, которая создает угрозу безопасности России. Клинтон, наслушавшийся за эти три дня Путина, вежливо убеждавшего его отказаться от плана создания противоракетной обороны, теперь чувствовал, что на него воздействуют более грубым орудием. Лицо Ельцина сделалось суровым, его поза стала напряженной, оба кулака стиснуты, каждая фраза звучала, как выступление на митинге. Ему явно было приятно получить задание от Путина. Это позволяло продемонстрировать, что он далеко еще не хилый пенсионер, что он по-прежнему часть кремлевского аппарата власти, что он все еще сильный выразитель российских интересов и все еще способен противостоять Америке".

Клинтон, привыкший к такой манере Ельцина, молча слушал его. Но как только представился случай, он попытался перевести разговор на другую тему: куда идет Россия Путина? Ельцин, однако, не собирался уступать инициативу. "Я сидел на диване напротив собеседников, поглощенный их разговором, - пишет Тэлбот. - Рядом со мной сидела Татьяна (Дьяченко. - А.М.), которую я за все свои бессчетные поездки в Москву видел мельком лишь однажды. Когда Ельцин завел самодовольную речь о том, как он привел Путина из безвестности к президентству, несмотря на отчаянное сопротивление, Татьяна взглянула на меня и важно кивнула. Она наклонилась ко мне и прошептала: "Это было действительно очень трудно - продвинуть Путина на пост. Это была одна из самых трудных задач, которую мы когда-либо решали".

Достойно пера Шекспира

Выйдя из-за стола и окончив политический диспут, друзья вновь разместились в гостиной и тут, на прощание, Клинтон выдал Ельцину монолог, достойный пера Шекспира. "Борис, - сказал Билл, - демократия была у тебя в сердце. Вера народа была у тебя в костях. Пламя настоящего демократа, настоящего реформатора пылало в груди твоей, во всем существе твоем. Ты на самом деле изменил страну, Борис. Не всякий лидер мог бы сказать это о стране, которую дано было ему вести. Ты изменил Россию. Россия была счастлива иметь тебя. Это была удача всего мира. Это была моя личная удача - быть с тобой. Мы много сделали сообща - ты и я. Бывали трудные времена. Но мы шли, мы противостояли разладу и хаосу, мы сделали кое-что хорошее. Это останется. Многое тебе доставалось труднее, чем мне. Я это знаю". "Во время этого монолога, - пишет Тэлбот, - Ельцин хватал гостя за руку, крепко сжимал ее, склонялся к нему всем корпусом и благодарил его: "Спасибо, Билл. Я понимаю".