— Услада моя, в саду заливаются соловьи. И мы, как соловьи, нуждаемся в песне…
Зубейда хатун, приятным голосом начала нараспев читать свое последнее стихотворение:
Красавица Арабистана
звездою счастья заблистала.
Твоя улыбка так лучится,
такой огонь в твоих очах,
что получить хотя б частицу
не отказался б сам аллах!
— Пой, еще пой!..
Большие, черные глаза Зубейды хатун радостно заблестели, на губах заиграла улыбка. Это еще сильнее разожгло страсть Гаруна. Жена тихонько опустила голову ему на грудь:
— Жаль, что такие стихи читаются не всегда, а только в опочивальне.
Халиф и без того был внутренне напряжен, последнее замечание довело его до предела. Руки, сжимающие стан Зубейды хатун, ослабли. Она, слегка отодвинувшись, невинно заглянула в глаза халифа и шаловливо покачала головой: "Неужто обиделся?" Но постаралась сохранить свое преимущество:
— Всемогущему аллаху ведомо, что истинные поэты пишут стихи для тех, кто знает им цену. Соловьи — настоящие певцы любви и потому их песни всегда так новы. Поэты говорят, что настоящая любовь неведома мужам государственным.
Задрожала красная борода халифа, потемнел шрам у него на лбу.
— С какой целью возлюбленная госпожа стремится опечалить меня этой ночью?
— Разве можно печалить мудрого и великого повелителя? Молю аллаха ниспослать ему долгую, как у гор, жизнь.
…В безоблачном небе расцвели звезды. Время от времени ветер откидывал зеленую шелковую занавесь и тогда из опочивальни отчетливо виделся Млечный путь.
Иногда из села доносился шелест деревьев. Все птицы, ночующие на ветках, спали. Все, кроме соловьев. Они пели вокруг бассейна с фонтанами.
— Как же прекрасны были те дни, когда нас обручили, как мы дорожили друг другом! — Зубейда хатун, слегка вздохнув, переменила разговор. — Помнишь, меня только обручили с тобой, когда я получила в дар Азербайджан. Тогда мы отправились в Дербент. Там в мою честь ты разбил сад, построил мельницу. Потом возвратились в Табриз. Здесь перед летним дворцом, построенным для меня, отрыли полноводной кягриз[12]. Ты сказал: "Вот и кягриз Зубейды хатун". Каждый раз, когда пила воду из того кягриза, вспоминала тебя. Такая вкусная холодная вода в нем! Жаль тех беспечных дней. Помнишь, на Табризском эйлаге ты сплетал для меня венки из цветов. А возвратясь в Багдад, по ночам ты чаще всего со мною прогуливался в дворцовом саду. А потом при лунном свете на парусниках до утра катались по Тигру.
— Дорогая, разве можно такое забыть? Желал бы, чтобы тебя всю жизнь не покидали такие приятные воспоминания.
