— Сдавайтесь!
— Бросай оружие, не то…
У халифских воителей волосы стали дыбом: "Настал наш смертный час!"
Лязгнули мечи. Во дворе атешгяха раздался крик. Пленницы всполошились. Поняли, что пришли их освободители. Малыши проснулись. Баруменд кивнула на дверь:
— Взломаем!
Женщины налегли на дверь:
— Раз, два, три! Ну, сестры, навались!
Трах!.. Дверь сорвалась. Женщины расхватали поленья. Кинулись во двор. Абдулла бился с двумя стражниками. Уложил обоих. Огляделся. Поспешил на выручку Шиблу и Салману, прижатым стражниками к стене…
Женщины колотили поленьями стражников куда попало. Все смешалось. Произошла внезапная схватка. Абдулла порубил еще трех стражников. Хуррамиты женщины и мужчины — бились отчаянно, посылая к праотцам любого, кто подворачивался под руку. Стражников оставалось всего трое. Они обратились в бегство. Один из них, споткнувшись о большой камень, растянулся на земле…
Вскоре рассвело. Абдулла, Шибл и Салман, усталые, сидели на окровавленных камнях во дворе атешгяха. Они глубоко и часто дышали, а женщины с благодарностью смотрели на них.
Снежные шапки на вершинах Базза и Хаштадсара искрились под солнцем. Абдулла с Баруменд, покинув атешгях, направились к своему дому. Каждый нес на руках по младенцу. Жена и муж были такими радостными, как будто они несли священный огонь из атешгяха… Дети на руках взрослых мирно посапывали.
Легче жить в пещере дракона, чем во дворце.
Тайные распри в Золотом дворце между арабской и персидской знатью уже давно перестали быть тайными. Каждый день несколько аристократов отравлялись алмазной пылью. В Золотом дворце существовали уму непостижимые наказания. Самому тяжелому наказанию подвергались те из придворных, что прознавали о самых сокровенных замыслах халифа. Осужденному сначала обривали голову, потом клали на нее месопотамских жуков. Эти по своей природе напоминающие пиявок жуки, просверлив череп, пожирали мозг. Раздолье этим гурманам! Каждый день главный палач халифа Масрур ставил месопотамских жуков на головы нескольким без вины виноватым. По наущению Зубейды хатун, персидские аристократы один за другим позорно изгонялись из дворца. Даже закадычный друг-приятель халифа, старавшийся по возможности держаться в стороне от дворцовых распрей, кутила-поэт Абу Нуввас, покинул Багдад, прибился к наместнику Египта. Да и сам халиф Гарун, если б не страх перед матерью Айзураной хатун, в эту смутную пору предпочел бы последовать примеру Абу Нувваса и исчезнуть из этих мест, или же перенести свое местопребывание из Багдада в более тихий уголок. От хитросплетений и козней, споров о наследнике гудел весь Золотой дворец. Халиф с каждым днем терял приверженцев. Шушуканье доконало его. Голова шла кругом. Сколько можно слушать жалобы, наветы? Сколько можно терпеть дворцовую междоусобицу? Да что там — жены, даже наложницы халифа не унимались. Даже в опочивальне наложницы не давали ему покоя, клевеща одна на другую. Говорят: "Клевета опасней дьявола!" Последнее время во дворце распространялись разные слухи о главном визире Джафаре и родной сестре халифа — Аббасе. Если б халиф Гарун знал, что эти слухи правдивы, ни минуты не медлил бы с карой. Пока что он сомневался.
