— Его оскорбления в их адрес оказались менее эффективны: они были больше эмоционально «заземлены» и не вспыхивали по любому поводу, — снова ответил за женщин Гарриман.
— Они его ненавидели?
— Да, но не показывали этого, чтобы не давать аль-Афигу повода для удовлетворения. Реальной проблемой для них стало нарастание уровня напряженности на станции. Им приходилось работать до изнеможения, лишь бы развести Гарримана и аль-Афига как можно дальше. Но и они сами находились на грани срыва, готовые оборвать свою карьеру, переслав на базу заявления об отказе участвовать в проекте.
Я не сводила взгляда с Дияменов, продолжавших демонстрировать зловещую отрешенность.
— Наверное, эти женщины испытывали к вам симпатию.
— К Гарриману, — поправил меня человек, бывший когда-то Гарриманом, и в его глазах мелькнула смешинка. — А теперь хотите послушать об убийстве?
Я подумала и решила, что не хочу. Само по себе это убийство было, по большому счету, вполне понятно. Мучитель мертв. Гарриман его убил и честно в этом признался. А какие именно мерзкие слова оказались последней соломинкой, сколько ударов было нанесено и насколько быстро аль-Афиг умер — все это вопросы для Бенгид и ее прокуроров.
Моя единственная обязанность заключается в том, чтобы отыскать законный способ разделить неделимое.
Я встала:
— День был долгим. И вообще, я только сегодня прилетела. Пожалуй, я проверю некоторые ваши утверждения, а завтра утром мы продолжим.
— Тогда до завтра, — сказал Гарриман.
Я повернулась и оставила троицу у себя за спиной. Но когда ионное поле двери уже раскрылось передо мной, он решил поведать мне еще кое-что:
— Советник!
Я обернулась.
— Могу лишь надеяться, что вы отобрали наилучшего партнера для объединения, — сказал он.
За свою карьеру я имела дело со многими социопатами. Моя безжалостность в прошлом давала повод меня саму обвинять в социопатии. И я очень давно научилась распознавать ее у других. Но в Гарримане я ее не увидела. Сочувствие, которое он выражал, показалось мне настоящим. Я верила: совершенное убийство не лишило его — точнее, их — способности ощущать беспокойство почти незнакомого человека… даже если, как в данном случае, этот незнакомец ищет повод, чтобы посадить их в тюрьму.
Но это не помешало мне считать их готовность использовать гештальт в качестве собственной защиты чудовищной, как это правильно назвали Порриньяры.
Прощальные пожелания Гарримана не тронули меня. Я лишь кивнула и молча вышла.
