— Я на минутку, — буркнул он, войдя в прихожую.
— За шапкой?
— За шапкой… За шапкой? А, давай ее сюда.
Он нахлобучил ее на макушку и снял свой полушубок.
— Обедать будешь? — поинтересовалась я просто так. Стас никогда не отказывался от еды.
— Я сыт. — Он, не разуваясь, протопал на кухню, где Наталья Филипповна навела невиданную чистоту. — Почему ты к нам не приезжаешь? Раньше по десять раз за лето бывала.
— Сейчас не лето.
Он уселся на тахту и забарабанил пальца ми по вышитой скатерти, которую Наталья Филипповна нашла среди тряпок в шкафу.
— Помнишь, мы в лесу заблудились? Ты в болото провалилась. По пояс. А наш Койот журавля помял. И комары нас чуть не сожрали.
Что-то и Стаса потянуло на воспоминания. Стас, я помню, обожал Сашу. И это было взаимно.
— Как-нибудь приеду.
— А когда? Скоро?
— Пока не знаю. Откуда я знаю, что со мной будет завтра?
— То же, что было вчера. Эволюция — затяжная вещь. Прошли миллионы лет, прежде чем обезьяна…
— Хоть бы сегодня обошелся без своих дурацких аналогий, — рассердилась я.
Мне вдруг захотелось влепить ему по уху. За то, что он даже передо мной вечно рядится в шутовской колпак.
— Может, поедем к нам?
— Ну да, а студентов за меня Егор учить пойдет. У меня завтра четыре пары. С утра.
— Поедем вместе в шесть ноль четыре.
— У тебя, Стас, на самом деле поехала крыша.
Стас встал, снял шапку и швырнул ее на стол.
— Вот-вот журавли прилетят. Один журавль у нас три года жил. Все половицы клювом продолбил. Он сырники любил. Как-то Эмили пересолила сырники, и он улетел. А я соленые сырники люблю больше, чем сладкие.
Он вдруг схватил шапку, нахлобучил ее на самый лоб и выскочил на лестницу, даже не удосужившись закрыть за собой дверь.
— Лучше журавль в небе, чем синица в руках, — сказала Наталья Филипповна, появляясь в дверях кухни. — Фу, совсем старая стала — все на свете перепутала. Как ни верти, а синица в руках надежнее. Это твой брат?
— Троюродный.
— А похож, как родной. Особенно разговором. Сашок весь в батю пошел — и вспыльчивостью, и ласковостью, и всем остальным. Василий, когда рассвирепеет, запросто мог убить. Зато отходчивый был. И всех на свете жалел. Всех людей не пережалеешь.
Меня вдруг осенила страшная догадка.
— Зачем вы сказали Саше, что Варвара Аркадьевна ему не настоящая мать? Как вы смогли?
— Вот так и смогла. — Она смотрела на меня в упор. — И не жалею. Мне скоро в могилу. Зачем же туда с грехами?
— Вы еще больший грех совершили. Вы… Неужели вы не понимаете, что они друг друга очень любили?
