Он рассмеялся или заплакал — я не разобрала. И повесил трубку.
Наталья Филипповна стояла в дверях и наблюдала, как я подбираю с пола фотографии. Их было много. Они все смешались, выпав из отведенных им ячеек на страницах альбома. Запечатленное на них время как бы тоже смешалось. Но какое это теперь имело значение?
Вот я с туловищем стрекозы на серебряных крыльях над островерхими макушками сосен: Рудольф Александрович, человекогусеница, ползает с лупой в руках среди толстых книг с похожими на каббалистические знаки математическими формулами; Варвара Аркадьевна сидит в позе бога Брахмы, все три улыбающиеся лица которого — маски. И наконец, Саша с котомкой за плечами и в лаптях стоит перед грозным усатым швейцаром с лицом Кириллиной у входа в большой магазин, в витрине которого выставлены мои фотографии — от смеющейся до плачущей…
— Это Сашок звонил?
— Да.
— Не придет?
— Не придет.
— Ну, ну… Мне послезавтра домой ехать нужно. Я и билет уже заказала. А как же теперь ехать?
— Оставайтесь. Может, еще милиции потребуетесь.
— На что я им? Вопросы такие задают, что сердце заходится.
— Это их работа.
— Разве можно про другого человека наверняка знать? Про себя и то не всегда знаешь. Нынче одно думаешь, а завтра уже по-другому. А Сашка мой с чужими людьми вырос…
Апухтин подошел ко мне в подземном переходе.
— Соскучился. — Он едва заметно улыбнулся. — Предлагаю подышать свежим воздухом.
— А заодно ответить на кое-какие вопросы, — в тон ему продолжила я.
— С вами, вижу, можно без пролога. — Он подхватил набитый книгами кейс и взял меня под локоть. — Кажется, вы хорошо знали Валерию Стрижевскую.
— Я не могла ее хорошо знать — мы с ней были абсолютно разными. К тому же я могу быть пристрастной.
— Не так уж и плохо иметь пристрастия. Хуже, когда их нет. Может, охарактеризуете ее в нескольких словах?
Апухтин слушал меня очень внимательно — давно меня никто так не слушал. И то и дело замедлял шаги.
— Полагаете, она на самом деле любила Кириллина?
— Мне трудно судить. Вообще-то, думаю — да.
— И как давно?
Я постаралась восстановить в памяти тот последний — институтский — отрезок прошлого, который как раз изо всех сил пыталась забыть.
— Мне кажется, с ней это случилось в самом начале второго курса. На картошке. Она вдруг посерьезнела, отрезала волосы. И стала очень похожа на Лиз Тейлор. Знаете такую актрису?
Он кивнул.
Я как завороженная припоминала подробности того периода. Как Варвара Аркадьевна изводила меня в отсутствие Саши рассказами о том, что ему звонит какая-то девица «с очень приятным интеллигентным голосом», с которой он подолгу беседует; как Варвара Аркадьевна пригласила Стрижевскую на дачу в тот злополучный июльский день. Как…
