Когда Адриан и Бетси, омоченные океанскими брызгами, с трудом открыли плотно припертую ветром дверь на прогулочную палубу, они оказались в желанном затишье и, одновременно остановившись, повернулись друг к другу.
– Что ж… – начала мисс Д’Амидо – и умолкла. Но он, не решаясь заговорить, неподвижно стоял спиной к борту и смотрел на нее. Она тоже молчала, потому что не хотела быть первой; несколько мгновений ничего не происходило. Потом она шагнула к нему, и он обнял ее и поцеловал в лоб.
– Вам просто жалко меня, я знаю. – Она всхлипнула. – Вы просто очень добрый.
– Я чувствую себя околдованным. – Его голос прерывался.
– Тогда поцелуйте меня.
На палубе никого не было. Он мимолетно склонился к ней.
– Нет, по-настоящему.
Давно он не прикасался к таким юным, таким невинным губам. Солоноватые брызги, словно слезы о нем, застыли на ее фарфоровых щеках. Она была свежа и непорочна, но в ее глазах таилось неистовство.
– Я люблю вас, – прошептала она, – я ничего не могу с собой поделать, ничего! Я полюбила вас с первого взгляда – не на пароходе, нет, а уже год назад, когда Грейс Хили привела меня в театр на репетицию, а вы вдруг встали из второго ряда и начали им говорить, как нужно играть. Я написала вам письмо, да только не отправила, разорвала.
– Нам надо идти.
Они шли по палубе, и она протяжно всхлипывала, а потом еще раз, уже перед дверью своей каюты, страшно неосмотрительно, подняла к нему лицо для поцелуя. Когда он снова переступил порог бара, кровь тяжкими молотами стучала у него в висках.
Он был рад, что Ева, видимо, не заметила его прихода, а по всей вероятности, даже и не знала, что он уходил. Он немного переждал, а потом сделал вид, что очень заинтересован ее занятием.
– Что это?
– Ева рисует мне на манишке Эйфелеву башню для сегодняшнего маскарада, – объяснил ему Баттеруорт.
– Ну вот. – Ева отложила кисть и обтерла платком руки. – Получилось?
– Истинный шедевр!
Ее глаза скользнули по группе зрителей и как бы случайно задержались на Адриане.
– Ты совсем промок. Пойди переоденься.
– Пойдем вместе.
– Я лучше выпью еще шампанского.
– По-моему, тебе хватит. И нам надо одеться для маскарада.
Она неохотно сложила краски и пошла впереди него к выходу из бара.
– Стэкомб заказал столик на девятерых, – сказал Адриан, шагая вслед за ней по коридору.
– Молодое поколение, – проговорила она с преувеличенной горечью. – Уж конечно, молодое. И ты позабыл обо всем на свете – с ребенком.
Они еще долго разговаривали в каюте: она едко, он уклончиво; разговор оборвался, когда корабль вдруг резко швырнуло вверх, и Ева, неожиданно выдохнув остатки хмеля, опять почувствовала себя плохо. Им не оставалось ничего другого, как заказать два коктейля в каюту, но, выпив, они все же решили пойти на маскарад: возможно, он убедил ее, что она волнуется понапрасну, а возможно, ей стало все равно.
