На торжественный обед собрались только самые стойкие; человек пятнадцать надели маскарадные костюмы. Чтобы примкнуть к избранному обществу, требовалось добраться до салона – других критериев сейчас не было. За столиками сидели очень разные люди – от юриста-гарвардца из аристократической семьи до полуграмотного маклера по кличке Хват, и никакой разницы между ними не ощущалось: все собравшиеся – полтора десятка среди нескольких сотен – принадлежали к избранному кругу титанов, сумевших победить шторм.
Язвительно подмигивали разноцветные фонарики, трепыхались, перешептываясь, бумажные флажки, иногда сразу несколько человек отъезжали от стола, расплескивалось вино, кто-то торопливо пробирался к двери, а корабль, взбираясь с волны на волну, угрюмо стонал, что он все же корабль, а не отель. Поднявшись после обеда на палубу, несколько пар прыгали, дергались, шаркали подошвами по шаткому полу, и неподвластная им сила яростно мотала их из стороны в сторону. Эти вихляния над головами нескольких сотен мучеников приобретали оттенок непристойности – как разудалый кутеж на поминках, – и вскоре последние титаны потянулись обратно в бар.
Ева все сильнее ощущала туманную нереальность происходящего. Адриан куда-то скрылся – наверное, с мисс Д’Амидо, – и Ева, одурманенная морской болезнью и шампанским, не могла думать ни о чем другом; ее досада перерастала в мрачную злобу, грусть – в тоскливое отчаяние. Она никогда не пыталась пришпилить его к своей юбке, да в этом и не было нужды: их объединяли общие интересы, взаимная привязанность, здравый смысл, наконец, – а он грубо, по-предательски, нарушил их союз. Неужели он воображает, что она ничего не заметила?
Через несколько часов – так ей показалось, – когда она воодушевленно толковала с какой-то женщиной о воспитании детей, Адриан склонился над ее стулом.
– Ева, я думаю, нам пора.
Она презрительно скривила губы.
– Ну да, пора отвести меня в каюту, чтобы я не мешала восемнадцатилетним кра…
– Успокойся!
– Я не хочу спать.
– Тогда пожелай мне спокойной ночи.
Прошло еще сколько-то времени, за ее столиком уже сидели новые люди. Бар закрывался, и Ева, думая об Адриане – о ее Адриане, который говорил нежности красивой свеженькой девчонке, – горько разрыдалась.
– Он пошел спать, – втолковывали ей люди, сидевшие за ее столиком. – Мы видели, как он спускался.
Она покачала головой. Ей ли не знать? Адриан был потерян навеки. Счастливый семилетний сон оборвался. Возможно, это возмездие, подумалось ей, – и сейчас же бимсы над ее головой принялись бормотать, что наконец-то она догадалась. Возмездие за эгоистическое, против материнской воли, замужество, расплата за все совершенные ею грехи и проступки. Она встала, сказав, что хочет выйти на свежий воздух.
