Подошел он близко,
Угостил гостей:
В автоматном диске
Семьдесят смертей…
Так родилась в те дни моя «Баллада об автоматчике», которую какой-то заядлый гармонист впервые запел в группе разведчиков, и пошла песня о герое-солдате звучать в землянках, в окопах, на лесных полянах.
Леса, ущелья и горы Кавказа, холмы Кубани, степные просторы родного Дона, днепровские берега, Висла и Одер, кюстринский плацдарм, Зееловские высоты, осажденный Бреслау, черно-рыжие развалины Берлина. Весны и лета, осени и зимы. Жара и снежные метели. Пыль дорог и грозы. В ночном небе отсветы пожаров. Кровавые сражения и быстротечные бои. Обходы и охваты отступающих вражеских войск. Ликвидация очумевших от орудийного грохота солдат противника в «котлах». Смерть и ранения боевых друзей. Братские и одиночные могилы, оставленные на лесных опушках, на окраинах разрушенных сел и городов. Все тогда было опалено жарким дыханием невиданных по размаху боев, и чаще всего о героях писались лишь очерки да короткие информации…
Прошло много лет. Давно залечены раны войны. Уже выросли, стали взрослыми люди нового поколения, не видавшего, как горят города и леса, как снег заметает на поле боя множество трупов, как плачут осиротевшие дети и матери. И сейчас, когда товарищи предложили мне отобрать для отдельной книги мои военные очерки и статьи, я, по совести говоря, заколебался: а нужно ли это?
Мы перебрали пожелтевшие от времени вырезки из армейских и фронтовых газет, перелистали страницы моих военных дневников. Передо мной вновь встали те, о ком я когда-то писал — фронтовые товарищи, живые и мертвые. Я снова увидел дороги войны, долгий и трудный путь к славной нашей Победе и подумал: «Новое поколение людей должно знать, как нелегко, какой дорогой ценой досталась нам победа над сильным, жестоким врагом. Им, юношам и девушкам, надо знать имена и подвиги героев, надо любить и беречь все, что отстояли их отцы. Пусть же молодежь читает эти страницы о больших сражениях, о многих подвигах, о солдатах и офицерах Страны Советов».
И еще я подумал о том, что незачем сейчас, спустя почти три десятилетия, переделывать то, что писалось на полях боев, по горячим следам, по первым впечатлениям, когда герои твоих очерков и статей, еще не успев утереть потное лицо, тяжело дыша, жадно затягиваясь горьким махорочным дымом, скупо, будто о ком-то постороннем, говорили о себе, о том, что совсем недавно, час-полтора назад было ими свершено. И мне показалось, что любая «переработка», «шлифовка», любое дописывание того, что писалось тогда, там, в боях, лишит эти страницы их непосредственности, строгой документальности, сотрет с них неповторимую печать времени.
