В связи с этим Ксюшин старший брат и ее младшие двоюродные сестры начали настраивать против Ксении пожилую мамашу. В результате старуха завещала квартиру в Московской области брату, дачу сестрам, а Ксюше — ничего. Позже Ксюша объясняла свое нежелание бороться за недвижимость тем, что ее муж — военный, они постоянно переезжают, и какая разница, есть в Москве эта квартира или нет. Отдельные люди называли это объяснение глупым, нелогичным и притянутым за уши, потому что квартиру можно сдавать, и были по-своему правы.
Супруги успели пожить в Марбурге, Львове, военном городке С. в Ленинградской области и военном городке Б. в Калининградской. Там, собственно, и завершилась карьера капитана Шлигера: однажды он напился в кафе «Янтарный ад», название изменено, поссорился с лейтенантом Н. — свидетели говорили, что, разумеется, на почве антисемитизма, — лейтенант Н. ударил отца бутылкой по голове, и с тех пор у того начала ехать крыша.
Асе было тогда лет тринадцать. Отца выписали из больницы, он отлежался и пошёл на кухню закусывать чай солёными грибами.
— Думаешь, это чай? — спросил отец. — И передай маме, что я больше не хочу жить в этой хазе с туалетом типа сортир.
Главное, чтобы всё выглядело прилично, — продолжал развивать мысль отец. — Если в стакан с водкой подлить заварки, никто с первого взгляда не догадается. Вот сейчас мимо окон пойдёт эта сволочь антисемитская, молокосос, паразит Ромка Сорокин. И подумает: жид пьёт на веранде чай. Чёрта с два! А если знать, чем нож для сыра отличается от хлебного ножа, то еда будет казаться не такой поганой… Ты знаешь, — отец отставил чашку в сторону, — твой прадед любил справедливость и убивал тупую шваль. А потом Льва Давыдовича устранили — и всё. Теперь эта шваль практически везде, а мы у неё всегда оказываемся виноватыми. Только не говори никому.
— Не скажу, — ответила Ася, которой захотелось сбежать от этого всего куда-нибудь подальше. Ей и раньше хотелось сбежать, но сегодня особенно.
— Тебе ведь эта дура не скажет, за что моего отца выселили в Сибирь, — сказал Александр Борисович, пытаясь прикурить от конфорки. — Через пару лет я тебе расскажу. Если жив останусь. Потому что твоя мамаша — в отличие от меня, херовый врач, она меня скорее угробит, чем что-то полезное сделает.
Эти приступы откровенности всё учащались, и дошло до того, что мать была вынуждена подать на развод. А как тут было не подать? Однажды мать вернулась из поликлиники и обнаружила, что отец уже уехал с чемоданом и книгами:
