Двое суток шел бой, и хорунжий до сих пор не может понять, как тогда удалось ему уйти. С десятью казаками он и полковник Назаров решили пробраться на Кубань, к Улагаю. Да только по дороге казаки разбрелись, не захотели опять идти в чужие места, а у самого Маныча возле небольшого хутора настиг их какой-то отряд — то ли красные, то ли банда. Коней постреляли, а полковника ранило в плечо. Все же ушли, до вечера отлеживались в перелеске, а ночью поплыли через Маныч. Хорунжий взял себе полковничье оружие. До середины уже доплыли, как стал полковник тонуть.
Никогда не забудет хорунжий, как скользкая и холодная рука ухватила его за плечо, потащила под воду. Вывернулся хорунжий, ногой оттолкнул полковника и, не помня себя, напрягшись до судороги, выплыл на берег. С час лежал на песке. Никого не было…
До отряда Улагая он не дошел. Услышав вскоре что и кубанский десант рассеян, вернулся на Дон, раз добыл чужие документы. Здесь-то и нашел его представитель подпольного штаба из Ростова.
Много тогда скрывалось в бескрайних донских камышах остатков разгромленных белых армий и всяких отрядов. Встретил Говорухин и других офицеров. Мало-помалу сошлись к нему зимой сотни две отчаянных, кому терять было нечего. Ростовская организация снабдила деньгами, обещали большие чины дать. А главное, что под большим секретом узнал Говорухин, — в середине лета ожидается английский десант с Черного моря и будет провозглашена независимость Дона.
К весне сумел хорунжий поставить под свое начало в общей сложности тысячи полторы сабель. Были у него свои люди и в станичных Советах, и в военных отделах. Конечно, всю силу вместе он не держал: кто в камышах, кто по хуторам. Однако если потребовалось бы, за несколько часов мог собрать всех. Штаб приказал не предпринимать пока мелких выступлений, а держать боевую силу наготове.
По слухам с Кубани, там тоже формировались отряды. Видно, у большевиков не хватало сил для борьбы с ними. Да и что можно было поделать с таким войском, которое в час бесследно исчезало, превращаясь, как оборотень, в мирных с виду хуторян?
Говорухину намекали, что в ростовском штабе о нем знают и самому барону Врангелю доложено о его стараниях. В мечтах хорунжий видел на себе полковничьи погоны, а то и… чем черт не шутит!
И вдруг Назаров. С одной стороны — полку прибыло. Но с другой — словно ушат холодной воды вылили на Говорухина. Тут он и запил.
В середине мая прибыл от Назарова связной. Хорунжий принял его на хуторе Старицком, где он безбоязненно проживал, пользуясь тем, что в Совете был не кто иной, как его адъютант Антонов.
