— Хорошо вам рассуждать, Александр Игнатьевич, а у меня в городе двести боевиков. Их без дела держать — раскиснут.
— Так разъясните же им, что сейчас не то время. Нужно быть наготове. Ведь мы и люди полковника Назарова — единственная сейчас реальная сила, способная содействовать новому вторжению. Растолкуйте им это. Все мы горим ненавистью к большевикам, но…
Плотный человек в картузе крепко сжал локоть своего собеседника.
— Простите, теперь, кажется, я забылся, — сказал тот. — Так что же все-таки было известно этой девице?
— Она однажды видела князя.
— Видела? — Высокий остановился и переложил трость из руки в руку. — Так! Это, пожалуй, решает дело. Вы меня поняли? Только, пожалуйста, чтобы все было тихо, вы ведь умеете. И довольно об этом предмете. Можете считать, что это приказ!
Человек в картузе молча кивнул головой.
— Какие последние сведения о Филатове? — снова обратился к нему высокий.
— Плохие, Александр Игнатьевич, приговорен к расстрелу. Три дня назад туда выехал наш человек, попробует узнать, какие он дал показания.
— Черт возьми, дурацкая случайность. Он был нам так нужен. Кого теперь посылать за границу?
Некоторое время они шагали молча. Потом высокий сказал:
— Пользуясь случаем, что мы встретились, уважаемый Николай Маркович, я хотел бы сказать вам, что в ближайшее же время необходимо организовать проверку боеспособности людей Назарова.
— Сделаем, — коротко ответил человек в картузе. — Я сам поеду. А что, предполагается скоро…
— Всему свое время. Вспомните попытку выступления епископа Филиппа. Где он теперь? А как раз сейчас его авторитет был бы нам необходим. Так что терпение и терпение. Ошибаться нам непозволительно, дорогой мой, мы должны ударить наверняка.
— За офицеров я спокоен, но вот рядовое казачество — тут каждый день важен.
Разговаривая, два очень мирных по виду господина дошли до угла, поглядели на собор, над которым с криком кружилось воронье, и, вежливо распрощавшись, разошлись в разные стороны…
Целый день на Ростовском бульваре шла своя, обычная для того времени жизнь. Кричали торговки, предлагая семечки и жмых — деликатес голодного времени. Шныряли темные личности, уныло бродили безработные, бегали дети, впрочем, их было мало. А вечером, когда зажглись неяркие огни у входа в кинотеатр «Олимп», на скамейку присела пара молодых людей.
— Это хорошо, — тихо сказал он, — что Москва одобрила насчет есаула. Конечно, риск большой, но иначе ничего не получится. Ты запомни, Вера, и точно передай Федору Михайловичу. Первое, что в Екатеринодаре все в порядке, хотя это он, наверное, и сам уже знает. Затем, что здесь дела неважные.
