Беглец и Беглянка | страница 63



— М-м-медведь? — начинает заикаться Даша.

— Он самый, однако.

— Что будем д-делать? Б-бежать?

— Нельзя, — отрицательно мотает головой Олег. — Ни в коем случае. Зверь непременно, повинуясь инстинкту, бросится следом…. Может, на дерево заберёмся? Как считаешь, Ворон?

— Не годится, однако.

— Медленно-медленно идём назад? А потом обходим это злополучное место стороной?

— Ры-ы-ы-ы-ы…, — разносится над лощиной.

— Обходим стороной? — задумчиво переспрашивает Костька. — Опасно, однако. У мишки там, похоже, добыча. Охраняет. Обязательно следом пойдёт. Может напасть. Сделаем, однако, по-другому…. Найда.

— Тяф?

— Сиди тихо, однако. На одном месте. И ничего не бойся. Ничего-ничего…. Лады?

— Тяф.

— Красава, садись рядом с собакой и обними её, однако. Крепче держи. Чтобы, испугавшись, не убежала. Ищи потом ветра в поле…. Дашутка, и ты присядь. И закрой, однако, Найде уши ладонями.

— Ага, дедуля, сделано.

— Ну, тогда приступаю, молодёжь. С разрешения Светлой Небесной Тени, однако…

Ворон достаёт из котомки старый плоский бубен, обтянутый моржовой шкурой. Сейчас шаман выглядит очень строгим и собранным. А смотрит он сугубо в небо.

Тёмно-коричневые старческие пальцы уверенно прикасаются к светло-кремовой поверхности бубна, покрытой сетью мелких трещинок. Раздаются-звучат размеренные стуки-хлопки разной громкости-тональности. Постепенно ритм звуков становится очень рваным и резким, отдающим первобытной дикостью. А потом, параллельно с перестуком, слышится низкое и заунывное горловое пение, наполненное неизъяснимой и бесконечной тоской…

— О-у-у, — тихонько подвывает Найда.

— О-у-у-у-у…, — безостановочно вторит ей медведь.

Причём, медвежий вой явственно отдаляется.

Ласковое ярко-жёлтое солнце одобрительно щурится и ободряюще подмигивает, ненавязчиво выглядывая сквозь рваные прорехи в низких светло-серых облаках.

Горловое пение резко обрывается. Шаманский бубен затихает.

— Путь свободен, однако, — объявляет Ворон.

— Тяф, — облегчённо выдыхает Найда.

В ста с небольшим метрах обнаруживается — в лужах красно-бордовой крови — туша задранного молодого северного оленя.

— Свеже-задранная туша, однако, — уточняет Костька. — Ещё минут сорок-пятьдесят тому назад этот дикий олешка разгуливал по лощине. Травку щипал беззаботно. Щипал себе и щипал. Не один, надо думать, шастал. В компании. А, вот, убежать, однако, вовремя не смог. Не успел. Не сподобился. Бывает…. Мишка только живот — с кишками — успел, однако, выесть…. Значится — что?