Мы с Милей стоим у загородки совершенно пристыженные: теперь уж наш позор всем будет известен. Но эта девчонка и тут нашлась:
— А вот и буду назло ему невестой!
И, гордо вздернув носик, повернулась и пошла прочь, взмахнув своей широкой юбочкой. Я тупо смотрю ей вслед, как она плывет через сад, легкая и босоногая, и в висках у меня стучит: «Значит, вот они какие невесты бывают!»
Но на этом в тот день мои злоключения не кончились.
После обеда на дороге показалась Милина мать, Мария, а за ней выступал не кто иной, как девчонка Миля. Они направлялись прямо к нашему дому.
— Ага, вон твоя невеста идет! — шепнул мне на ухо мой дядька Илькан, состроив гадкую рожу и предусмотрительно шмыгнув за сарай.
Я весь заледенел от его слов. Ноги подо мной так и подкосились.
«А ну как они меня женить задумали! Вон уж и невеста припожаловала, конец мне настал».
Я затравленно озираюсь по сторонам в поисках спасения, и тут в поле моего зрения попадает полуоткрытая дверь свинарника в глубине нашего двора.
«Ага, скорей в свинарник!»
Я стремглав проношусь через двор и — гоп! — прямиком влетаю в свинарник, в кучу поросят.
«Оке-роке, роке-оке!» — переполошились растревоженные поросята, однако, убедившись вскоре в том, что незваный гость не представляет собой особой опасности, благосклонно приняли меня в свою компанию под дружеское оке-роке, оке-роке, что на свинячьем языке обозначает: пусть остается, это свой!
Прильнув к щели между двумя досками, я наблюдаю за тем, как Миля со своей матерью пересекает двор и входит в наш дом. А вскоре слышится оклик моей матери:
— Бранко! Эй, где ты, Бранко?!
«Ого! Это жениха уже зовут!» — осеняет меня кошмарная догадка, и я зарываюсь с головой в поросячью кучу.
— Бранко, ты где? — слышится затем пронзительный голос моего заклятого врага и разбойника, дядьки Илькетины.
Я молчу, словно воды в рот набрал, и чешу поросят под брюхом, чтобы они лежали тихо. А мой дядюшка Ильшак-ишак снова оглашает двор трубным зыком:
— Эгей, Бранко, а Бранко, иди домой, тетка Мария пришла, пышек принесла!
«Ну уж нет, не на такого дурачка напал! — думаю я про себя. — Хочешь пышками меня выманить, чтобы меня за шиворот сцапали и женили!»
Я снова к щели прильнул. А уж Ильяшка, Илька, Илькастый, Илькаш карабкается на капустную кадку под навесом и, заглядывая внутрь, орет:
— Ага! Вылезай! Все равно я тебя вижу!
Немного погодя, глядь, а уж он взобрался на орех в углу двора и кричит в густую крону:
— Бранко, слезай, я тебя открыл!
