Мамочки родные, какая началась тут свистопляска: каждому художнику было прописано по десять ударов указкой по рукам. И рядом с нами не было ни Джурача Карабардаковича, ни бабки Ёки, чтобы выручить несчастных из беды.
Когда подошла очередь Иканычу отведать горячих, он засучил ногами и заныл:
— Ой, мне срочно нужно выйти во двор…
— Подождешь! — холодно возразила учительница. — Сначала получишь положенную тебе порцию, а после отправляйся куда хочешь! Тебе еще с довеском причитается за то, что ты Бранко зря оклеветал.
— Бранко тоже усы рисовал, только я их ночью стер потихоньку.
— А скажи-ка, для чего ты их стер?
— Потому что у него усы были лучше, чем на моей картинке! — захныкал Икан.
— Так я тебе еще пару горячих добавлю, не завидуй товарищам! — присудила учительница.
Славко Дубина Араб, бедовая головушка, пятнадцать ударов получил за клевету на своего отца. Его разоблачил Икан, да еще и выдал его с головой, сказав, что это он надоумил нас пририсовать усы к портрету короля. Сам Икан еще три удара получил за это от учительницы.
— Вот тебе, вот тебе, не будешь больше жаловаться!
В нашей школе не хватало места для всех, и поэтому в одной комнате размещалось по два класса. На первом этаже занимались вместе первый и второй классы, а на втором — третий и четвертый.
Когда учительница занималась со вторым классом, она давала нам, первачкам, задание, которое называлось самостоятельной работой.
Обычно учительница задавала нам исписывать целую таблицу тонкими и толстыми линиями, крестиками, крючками и закорючками. А справившись с этим заданием, мы сами находили себе «самостоятельную работу»: щекотали друг друга, подкалывали один другого перьями, залезали под парту и прислушивались к тому, что спрашивает и объясняет учительница второму классу. Так волей-неволей мы тоже усваивали то, что проходили второклассники, иногда даже лучше их самих.
Однажды учительница рассказывала второклассникам про то, что такое воздух. Воздух, говорила она, окружает нас повсюду, но при этом остается невидимым. Мы дышим воздухом; когда дует ветер — это перемещается воздух, когда дверь хлопает — это тоже воздух виноват.
Слушая эти объяснения, мы с Иканычем только переглядываемся.
— Где же этот воздух, который нас окружает? — вертимся мы, присматриваясь вокруг, заглядываем под скамью, но нигде ничего не замечаем.
— Лично я не вижу ничего! — признается Икан, уставившись на меня своими круглыми глазищами, словно бы я и есть тот самый воздух.
