Некоторое время он шел по тротуару, не замечая дороги.
«Побольше картинок, похабщины, сенсации», — повторил он слова Кутепова. — Слушаю-с, господин полковник! Я позову фотографа и сниму вас в голом виде в обществе ваших любовниц. Назидательное зрелище для молодых героев. О, пакостный клопомор! Чем он лучше Распутина? И я шел к нему со своим гневом, со своей болью. Какой же я дурак!»
Он вышел на Невский, спустился вниз по Морской, почувствовал, что чертовски голоден, и вошел в низенький ресторанчик Перца. Стоя у высокой стойки, он выпил подряд две большие запотелые рюмки водки, закусил горячим расстегаем с паюсной икрой. Его возбуждение сразу улеглось. К черту Кутепова и его «содружество»! Теперь все ясно. Он купил у газетчика «Сатирикон» и снова пошел вверх по Невскому, замешавшись в медленно двигающуюся толпу. Стишки в «Сатириконе» какого-то Жана Нуара заинтересовали его.
Где-то в прошлом затерянное счастье…
Вместо солнца, любви и цветов
Видит он лишь открытые пасти,
Ряд гнилых, почерневших зубов…
«Да, это похоже на меня, — подумал он, — я тоже, как этот дантист, забрался пальцами в зловонный рот и перестал видеть солнце, любовь, цветы… А они существуют. Вот оно — солнце. Вот они — цветы».
Он остановился у огромной сверкающей витрины, за которой цвели, точно и не прошло лето, пышные кусты цветов; из открытой двери магазина сладостно веяло запахом роз. Ему захотелось унести с собой все это богатство красок, это душистое лето. Но когда бледная молоденькая продавщица предложила ему на выбор огромные корзины цветов, он вспомнил, что у него нет никого, кому бы он мог послать эти цветы, и ему стало грустно и почему-то стыдно. Смущенно он выбрал из вазы темно-красную, почти черную розу. Продавщица обернула конец стебля в белую папиросную бумагу, и он понес цветок перед собой, неловко отставя локоть.
«Какая блажь пришла в голову, — думал он, — еще встречу знакомых, черт знает что подумают». И растерянно оглянулся. Он стоял перед раскрытой дверью какого-то магазина и на виду у всех пеленал злополучную розу в жесткие страницы «Сатирикона». На него смотрела со смущенной улыбкой девушка, которой он, очевидно, заступил дорогу.
— Простите, ради Бога.
Какую-то долю секунды его глаза задержались на лице девушки. Сна прошла мимо, опустив голову. На ней была маленькая фетровая шляпка с голубым перышком. В памяти всплыла большая движущаяся ветка, полная сиреневых гроздей, мелькнули смеющиеся девичьи лица, звякнуло три удара вокзального колокола… Псков, поезда, уходящие в разные стороны, милые девушки, которым он помог вскочить на подножку тронувшегося вагона…
