Но не знали ни Шинкаренко, ни Зимин еще одного соображения по этому поводу. Много лет спустя о нем мне рассказал генерал А. Ф. Сергеев, приемный сын И. В. Сталина:
– В первый же день войны Сталин позвонил, чтобы нас, его сыновей, взяли на фронт немедленно. И это была единственная от него привилегия как от отца. Дальше известно. Яков в бою стоял до последнего, но попал в плен. В плену держался достойно. Сталин не стал выручать его. Он сказал тогда: «Там все мои сыновья»…» (С. Грибанов. Хроники времен Василия Сталина).
Но то, что Яков почти сразу попал в плен к немцам, которые стали использовать это в своих пропагандистских акциях, очень сильно повлияло на судьбу его младшего брата – именно по этой причине в бой его старались не пускать, придумывая различные предлоги, что для него, с его неуемным характером, было просто невыносимо. Он рвался в небо. Так, эскадрилья Василия была вооружена новыми истребителями Як-1, на которых еще ни сам Василий, ни его подчиненные не летали. Для тренировок должны были поступить самолеты-спарки (то есть со спаренным управлением), но их все не было. И вот однажды утром Шинкаренко услышал гул самолета. Погода была облачная, поэтому учебно-тренировочные вылеты не планировались, а заявок на боевые полеты не поступило. Кто же в таком случае собирается лететь? Шинкаренко выскочил из штаба и увидел, как один из «яков» выруливает на взлетную полосу. Оказывается, это Василий решил совершить тренировочный полет, не дожидаясь никаких «спарок» и не в лучшую погоду. Самолет уверенно взлетел, набрал высоту до нижней кромки облаков, выполнил, как принято, круг – маршрут с четырьмя разворотами в районе аэродрома и запросил по радио посадку. Однако скорость «яка», как воздухе, так и посадочная, была значительно выше, чем на знакомом ему «ишачке». Летчик сообразил, что будет перелет, и принял грамотное решение уйти на второй круг. Однако только с третьего захода ему удалось приземлиться, хотя, как и следовало ожидать, пробег самолета оказался намного больше рассчитанного – самолет вырвался за посадочную полосу, понесся на линию железной дороги, ударился о железнодорожное полотно, перескочил через рельсы и остановился в нескольких метрах от глубокого оврага.
Конечно, Василию тогда досталось. «Машина-то цела, – оправдывался он. – Надоело сидеть, когда другие летают. Я все-таки комэск. Сколько, в конце концов, ту спарку ждать!» Потом стал просить Шинкаренко отпустить его в Москву. «Слово даю: будут у нас те машины».
