– Да Луша чё-то там готовит.
– И я душницы заварила бы.
– Пока не надо.
Собрала Галина Харитоновна на стол. Сама подсела с краюшку на табуретку – не есть, за сыном наблюдать, давно не видела его – соскучилась.
– Ты с хлебом, Кольча. Так-то чё, без хлеба, парень, не насытишься.
– Я с хлебом, мама.
– Да кого там. Ломоть хороший бы отрезал. Ты же мужик…
– Да ем я, ем.
– И на здоровье.
Поел Коля. Суп с мармашелью и с кракадэлками, потом – техтели с гречкой. Чаю попил, с малиновым вареньем. После:
– Спасибо, мама, – говорит.
– Уже наелся? – спрашивает мать. – Чё-то уж быстро… поклевал.
– Наелся. Вкусно.
– Отец любил техтели с гречкой.
– Помню. Пойду, – говорит Коля. – Во дворе уберу.
– Я убирала там… маленько… то уже было не пройти.
– Из стаек выкидаю.
– Надо. То мне с клюкой-то…
Вышел Коля из дому. Постоял в ограде. Покурил.
Весна. Апрель.
Ещё просохнет чуть, приду потом и подмету тут… Поднакопилось за зиму-то… щепы.
На скворечники полюбовался. Обустраиваются в них южане. Северян с боем выселили – воробьёв. Переживут те – не обидчивые. Осенью всё равно займут эти жилища. Летом тепло – гнездись, где хочешь; место любимое, проверенное – за наличниками, куда кошкам не забраться. И сороке не протиснуться.
– Ветки на следующий год уж поменяю. Не получилось нынче, не успел.
Пошёл, накурившись, убирать во дворе.
Убрал. Из стаек выкинул. Поговорил с коровой. С бычком. Тот забодать его пытался – в мае ему исполнится два месяца – пока безрогий.
Тоже вот это… Животина.
– Мать-то твоя кормилица, канешна.
Стоит кормилица и громко дышит; сена поела – переваривает; глядит на Колю свысока, почти надменно – по достоинству.
Ну, дак и это…
Вышел Коля на улицу, за ворота. Сначала в синь небесную насмотрелся, в глазах даже потемнело – от бездонности; после Ялань окинул взглядом. Пусто. Душу стеснило – так, привычно. Всегда бывает, только вспомнишь, какой Ялань раньше была и как тут было, – затоскуешь. С этим теперь и доживать.
Хоть бы собака где – нигде… так опустело, обезлюдело. Тут, в околотке нашем, дак особенно.
На ельник глянул – зеленеет.
Ну, этот вечно.
Сел на скамейку, под черёмухой. Рядом с черёмухой тут, в палисаднике, рябина. И куст калины. Коля с отцом его из леса принесли и посадили маленьким. Когда-то. Теперь разросся. Мать с калиной булочки и шаньги стряпает. Сто лет черёмухе, наверное, не меньше, и помнит многое и многих, и деда с бабушкой, конечно. Ну, лет-то восемьдесят точно. Рябина младше. Но посадил кто тут её, и мать не знает.
