, когда заказывал билет, и
Милюково – безошибочно.
Иду по Линьковскому краю. Сухо. Давно, похоже, снег сошёл. Здесь, на высоком. Вихрями пыль по улицам гоняет. Щебечут птицы. Собаки – многих узнаю. Есть молодые – незнакомые. Кобыла Дункель. Лесника. Её я помню. Есть перестала – траву щипать – и смотрит на меня, давно не видела – припоминает.
Деревья голые ещё – как в палисадниках, так и в лесу, – и лишь мурава зеленеет.
Только что вывалилась из-за ельника, уже нависла над деревней – туча. Чернее ночи. Сама себя будто жуёт и небо будто доедает.
Вижу издали, стоит она, мать моя, возле ворот. Где-то была, откуда-то вернулась. В одной руке верёвка, или прутья, не распознать мне. Глядит упорно в мою сторону, глаза ладонью заслонив, хоть ей и солнце не мешает – за тучей солнце; и на колени стала опускаться – ноги вдруг стали не свои, как после скажет, подломились.
И разразился ливень. Гром. Гроза. Мать после скажет: нынче первая.
Я подбежал к ней, к матери, поднял её и начал говорить:
– Мама. Ты не узнала? Это я.
Слова связались в предложения, на слоги даже не распались.
Но боль в затылке не прошла.
Я дома.
Будто, как мёрзлого, меня в мой дом внесли – начал оттаивать.
Оттаял.
Так, что и время даже по-другому потекло, то его не было, свернулось будто в точку, тут – потянулось – как прямая.
Ходил рыбачить на налимов. Потом – на щук. Только без радости, как раньше. Раньше и времени не замечал я на рыбалке. А тут – не знаю, как его убить. И не ходил – вернее-то – слонялся.
Ваня, больно смотреть мне на тебя – как неприкаянный.
Я понимаю.
Журавли и гуси пролетели. На юг сначала, а потом обратно. Снег навалил, потом растаял. Тепло. Мороз. Ненастье. Вёдро. Череда.
Гуси и журавли – опять…
Смысла не стало в этом для меня. И будто места в этом мне не стало.
Начал я, взводный, выпивать. Как скажут здесь: закладывать маленько. Просто сказать, непросто передать. И не маленько. Почти два года пил, без перерыва. Сквозь этот морок как-то замечаю: переживает мать. Не за себя, а за меня. И я ответственность теряю, почти утратил – когда одно лишь на уме: где раздобыть и чем опохмелиться? А человек не должен быть таким. Хоть за кого-то нужно быть ответственным. Пусть за того, кто далеко, а за того, кто рядом, – обязательно. И пить я бросил. Как-то проснулся возле дома, в снегу, и сам себе сказал: всё, парень, хватит.
И мать до этого молилась.
О всесвятый Вонифатие…
И Богородице.
Прими молитву матери, о чаде слёзы проливающей…
