Прибегая на пастбище или к реке, Женя узнавал Лучика среди других издали: он был светлый, чёткий, особенно заметный возле коричнево-шоколадной Лады. Рос Лучик на пастбище ещё быстрее. И голос Женин и свист знал теперь безошибочно. Тотчас настораживал, заострял уши, поворачивал на гибкой шее маленькую голову, откликался нежно и звонко:
— И-го-го-го!..
Женю удивляло: хотя табун пасся на пастбище весь день, а то и ночь, и матки, не переставая, щипали, ели сочный корм, всё равно им дважды, утром и вечером, привозили из завода овёс. Маткам — обыкновенный, сосункам — сплющенный, как «геркулес», которым Евгения Андреевна кормила Женю после болезни и который он терпеть не мог. Сосунки же ели взахлёб, жадничая и толкаясь.
Однажды, заметив, что Женя часами торчит возле табуна, Василий сказал с ленивой усмешкой:
— Учись верхом ездить. Пасти со мной станешь…
— Кто же мне даст — верхом? — спросил Женя радостно.
— Приходи, как табун в жару загонять станут, — научу.
Женя знал: скоро от жары, оводов и слепней лошадей будут в полдень до прохлады уводить в конюшни.
В первый же день, когда Василий пригнал днём маток и сосунков, он помчался в сарай, где стояли рабочие лошади. Их было в заводе несколько — развозили от амбаров овёс, сено, вывозили из конюшен навоз, ходили под табунщиками… Мало разве работы? Василий сидел на колоде, ел солёный огурец.
— Пришёл я… Как вы велели… Пока они в денниках. Сахару вашим можно дать?
— Отчего ж нельзя? — усмехнулся Василий. — Огурца желаешь?
— Спасибо, не хочется что-то. — Из вежливости Женя улыбнулся. Уж не забыл ли Василий обещание поучить верховой езде?
Но нет, не забыл!
— Значит, тренировку проходить будем? — сказал со своей ленивой усмешкой.
— Мне вон та нравится. — Женя несмело показал на гнедую мохноногую кобылку. — Только я ещё никогда верхом не ездил. Вдруг не смогу, не сумею?
— А что тут уметь? Начинай давай с этой…
И не успел Женя опомниться, как сильные руки Василия, подхватив, посадили его на спину шарахнувшейся от неожиданности кобылки. Признаться, Женя струхнул здорово. Изо всех сил стиснул голыми ногами бока Гнедухи, вцепился руками ей в холку.
— Чем не жокей? — поддразнил Василий. — Посадочка, конечно, подгуляла, клещом впился… Прямей, прямей держись! Брось гриву-то…
Женя с трудом оторвал руки. Думал, что выпрямился, — на самом деле только надул живот.
— Проехаться можно? — спросил, еле ворочая языком.
— Насчёт проехаться — лучше на моём Ваське. Эта резва будет, баловать любит. Для первого раза хватит. Слезай!
