Малина | страница 30




Auprès de ma blonde

Я

Что ты?

я

Что?

Я счастлива

Qu'il fait bon

Ты что-то говоришь?

Я ничего не сказала

Fait bon, fait bon

Я тебе потом скажу

Что ты хочешь потом?

Я тебе никогда не скажу

Qu' il fait bon

Скажи уж

Слишком шумно, так громко я не могу

Что ты хочешь сказать?

Громче, я не могу

Qu' il fait bon dormir

Скажи уж, ты должна сегодня сказать

Qu' il fait bon, fait bon

Что я воскресла

Потому что пережила зиму

Потому что я так счастлива

Потому что уже вижу Городской парк

Fait bon, fait bon

Потому что явился Иван

Потому что Иван и я

Qu' il fait bon dormir![13]


Ночью Иван меня спрашивает: «Почему существует только Стена плача, почему никто еще не построил Стену радости?

Счастлива. Я счастлива.

Если Иван так хочет, я построю Стену радости вокруг всей Вены, там, где были старые бастионы и где проходит Рингштрассе, я готова еще построить Стену счастья вокруг безобразного Гюртеля — Венского кольца. Тогда мы сможем каждый день ходить к этим стенам, изливать там радость и счастье, потому что это — счастье и мы счастливы.

Иван спрашивает:

— Погасить свет?

— Нет, одна лампа пусть горит, одну оставь!

— Но в один прекрасный день я потушу у тебя все лампы, спи, наконец, будь счастлива.

— Я счастлива.

— Если ты несчастлива…

— Что тогда?

— Тогда тебе не удастся сделать ничего хорошего.

А я думаю про себя: счастливая я смогу это сделать.

Иван тихо выходит из комнаты и гасит за собой весь свет, я слышу его шаги, я лежу спокойно, я счастлива.


Я вскакиваю и включаю лампу на тумбочке, в ужасе стою посреди комнаты, с всклокоченными волосами, с искусанными губами, я выбегаю из спальни и зажигаю одну за другой все лампы, наверно, Малина уже дома, я должна немедленно с ним поговорить. Почему не существует Стены счастья и Стены радости? Как называется та стена, к которой я опять иду ночью? Малина с удивлением выходит из своей комнаты и смотрит на меня, качая головой. «Стоит ли еще со мной?..» — спрашиваю я, но Малина не отвечает, он ведет меня в ванную, берет салфетку, смачивает ее теплой водой, обтирает мне лицо и мягко говорит: «На кого ты похожа? Что с тобой опять стряслось?» — Малина размазывает мне по лицу тушь для ресниц, я его отстраняю, ищу масленую салфетку и подхожу к зеркалу. Исчезают пятна, черные следы туши и бурые следы крема. Малина задумчиво за мной наблюдает.

— Ты задаешь мне слишком много вопросов и слишком рано, — говорит он. — Стоит ли еще с тобой?.. Пока нет, но со временем, возможно, будет стоить.


Во Внутреннем городе, возле церкви Святого Петра я видела старинную конторку в лавке антиквара, цену он не сбавляет, но мне все же хочется ее купить, тогда я могла бы написать что-нибудь на старинном пергаменте, какого теперь нет, настоящим пером, какого теперь не бывает, чернилами, которых теперь не найдешь. Я хотела бы, стоя за этой конторкой, написать инкунабулу, ибо сегодня — двадцать лет с тех пор, как я полюбила Ивана, а тридцать первого числа этого месяца будет уже год, три месяца и тридцать один день, как я его знаю, но я хочу еще поставить здесь громоздкую латинскую дату — Anno Domini MDXXLI, но только ни один человек никогда ее не поймет. В буквице я красными чернилами нарисую чалмовидные лилии, а спрятаться могу в легенде про женщину, которой никогда не было на свете.