Надменный, гордящийся достигнутым высоким положением при дворе, красивый, избалованный и всеми превозносимый, он неприятно поразил и смутил ее. Это было перед самой его свадьбой с принцессой Екатериной, кузиной герцога. Клодине было досадно, что он со своей высоты не обратил внимания на представительницу обедневшей старшей линии своего рода. Эта линия несколько омрачила блеск древнего имени, а он присоединил к нему титул барона, пожалованный ему герцогом. Ее появление как будто набросило тень на придворное светило, и этой мысли было достаточно, чтобы заставить ее прекратить всякое общение с ним…
Каким простым и скромным казался ей родной дом при воспоминании об апогее блестящей карьеры Герольда фон Нейгауза, его свадьбе с… Она представила его себе стоящим рядом с принцессой у алтаря во всей торжественности придворной обстановки. Тоненькая фигурка невесты, совершенно утопавшая в атласе и кружевах, прижалась к нему, как будто боясь, что он и здесь может быть отнят у нее; она со страстной нежностью смотрела на него, не спуская своих черных сверкающих глаз… А он? Он был бледен, как мертвец, и сурово, почти резко произнес навсегда связывающее их «да».
Закружилась ли у него голова от счастья или его охватило предчувствие его непрочности – предчувствие того, что эти сияющие глаза через год закроются среди пальм и пиний Ривьеры, куда они должны были отправиться после свадьбы?
Принцесса умерла там в своей роскошной вилле, оставив ему дочь, из-за слабого здоровья которой вдовец остался там, пока она не окрепнет. Конечно, причина была еще и в том, что ему тяжело было оторваться от места своего кратковременного счастья. Он более не возвращался на родину; впрочем, он все равно не стал бы жить в тихом доме на горе, если б и приехал из-за границы, хоть это и было желательно для жителей Совиного дома и для сладкого мира лесного оазиса. Клодина, улыбаясь, подошла к перилам и нагнулась, чтобы посмотреть на сад, пестревший цветами и овощами на грядках. Маленькая Эльза распевала, держа в ручках куклу, завернутую в розовый плащ, и бегала по дорожкам сада. Гейнеман приколол ей на шляпку букет ландышей, а фрейлейн Линденмейер смотрела на нее из беседки, где связывала пучками спаржу для старика. Садовник продавал много овощей и цветов в соседнем городке, и выручка принадлежала ему, согласно завещанию его умершей госпожи. Теперь он шел из развалин со связкой наколотых дров, а снизу раздался густой звук часов, бивших одиннадцать. Надо было идти к плите.
