Машина | страница 6



Партком размещался на первом этаже. Фомич бывал здесь не часто и сейчас, входя в большую, обшитую светлым деревом приемную, хмыкнул: «Хорошо живут, просторно!» Но кабинет у секретаря парткома был невелик. Василий Фомич, чтобы показать свою независимость, пробасил:

— Чего это приемную-то отделал? Лучше кабинета, понимаешь, стала!

Секретарь парткома Гусев, пожимая ему руку, ответил:

— А ты чего, Василий Фомич, за мой кабинет беспокоишься? В кабинете я один сижу, а в приёмной людям ждать приходится.

— А ты их, понимаешь, не заставляй ждать-то,— посоветовал Фомич и засмеялся — последнее слово за ним осталось.

Секретарь тоже засмеялся, поглядывая на сидящего в сторонке Макарова. Всем своим видом секретарь показывал: «Ох и язва ты, Василий Фомич!» Фомич понял и остался доволен — не подкачал, значит. Не ударил в грязь лицом. Поддержал рабочую марку.

Фомич всегда говорил о себе: «Мы, рабочий класс!» И неважно, что он относился к инженерно-техническим работникам. Просто он не отделял себя от того, что принято называть «рабочим классом». А если уж смотреть в корень, то он действительно был им, классом. Был и остался. Остался, когда его выдвинули в мастера. Остался, когда кончил заочный институт. Оставался и сейчас. В самом деле, разве не на его плечах лежит производство? Маленькая его часть, какие-то узлы и сборки, но делает-то их он, Фомич. Пусть не один и не собственноручно, но он является неотделимой частью того целого, которое зовется производством и которое даёт нам станки и оборудование, машины и холодильники, телевизоры и ботинки.

Так примерно чувствовал Фомич, хотя специально над этим не задумывался. Более того, никогда бы он не признался, что именно такой смысл вкладывает в слова «рабочий класс». Он всегда брюзжал и ворчал, когда слышал подобные рассуждения — не любил он громких слов и красивых фраз. Но марку держал высоко и сейчас был доволен, что не уронил ее. И не так уж важно, что в марку входила этакая грубоватость — пусть его, не страшно. Не в грубоватости и не в напускной простоватости дело, в конце концов...

Отсмеялся секретарь парткома. Уселись все втроем за бюрократическим — буквой «Т» — столом. Гусев не сел на свое законное, у короткой перекладины, место. Он сел напротив Василия Фомича, и это Фомичу понравилось. Сбоку притулился Макаров — сидит себе, как будто случайно здесь оказался.

— Хочу я спросить тебя, Василий Фомич, что ты слышал о новом заказе?— негромко спросил секретарь.