Педсовет тихо ахнул, и коммунисты перекрестились.
— Замер! — прошипела на меня моя учительница истории, когда я сел за парту писать ответ. Она подошла ко мне сбоку и, не наклоняясь, одними губами, направив всю положенную её шёпоту громкость в мою сторону, выдохнула. — Замер! И не двигаться! И чтобы ни буквы в билете!
Как они подменили мне билет, я понял плохо. Помню, как они устроили карусель вокруг комиссии, дергая их в разные стороны каким-то вопросами, подняли всех, стеля на стол скатерть, перевернули вазу с цветами, бегали то ли за тряпкой, то ли за уборщицей, а потом — р-раз! — и у меня уже другой билет, что-то про Сковороду, а ниже про князя Владимира.
После экзамена, потом, я подошел к своей учительнице истории и спросил, какая же в итоге роль ОУН-УПА в борьбе с фашистской Германией?
Она только махнула на меня рукой и побежала в учительскую, с бутылкой коньяка в сумке.
В общем, как на этот вопрос отвечать правильно, меня в школе так и не научили.
Наблюдая жизнь из-за оградки
Например,
В контору пришли заказывать памятник сын и мать. Он крупный, круглолицый, она сухая и тонкая. Он много говорил, расспрашивал, уточнял, ходил вдоль выставки, зачем-то заглядывал за памятники, трогал ногтем полировку гранита. Она сидела молча, ровная и напряженная, как телеграфный столб, смотрела перед собой близко посаженными черными глазами, похожими на ружейный ствол охотничьей двустволки.
Заказали памятник, его брату, её сыну.
Написали фамилию. Имя. Отчество.
— Сергей Николаевич.
— Петрович, — вдруг сказала мать, продолжая смотреть перед собой. От неожиданности мы даже дернулись.
— Николаевич, — ухмыльнулся брат.
— Петрович, — покачала головой мать.
— Ма, ты чего? Мы Николаевичи. Он Николаевич — нервно засмеялся брат.
— Петрович пиши, — тем же ровным голосом, не глядя на сына, сказала мать. — Петрович. Мне-то лучше знать, какое у него отчество.
Например,
Женщина неопределенного возраста, с морским загаром и чужими белоснежными зубами, попросила написать на памятнике:
— Вот так, косо, через всю плиту пишем — Владимир Петрович.
— А фамилия как?
— Без фамилии.
И смотрит на меня внимательно и строго, как профессор на государственном экзамене в университете.
— Понятно.
Отвечаю так, будто у меня каждый день по десять памятников без фамилий заказывают, а еще десяток и без имен.
— Даты рождения и смерти тоже писать не будем? — интересуюсь.
— Нет, нет. Даты пишем, обязательно пишем.
Дата смерти загадочного Владимира Петровича оказывается в прошедшем десятилетии.
