Контролёрша вгляделась. Владельцев Бесконечного Билета полагается обслуживать вежливо и приветливо. Контролёрша налила землистое лицо нездоровым румянцем:
– Приятного путешествия, молодой человек.
Меня передёрнуло. Она, должно быть, подумала, будто я как-то связан с миротворческим контингентом, и я уже собрался объяснить ей, хотя и не знал хорошенько, с какими словами обратится и что именно лепетать. Но чёрно-жёлтый жилет уже поплыл дальше, механически требуя:
– Что у вас? Талоны, удостоверения, электронные, проездные показываем!
Я обернулся. Позади, несколькими рядами дальше, сидел крепко сложенный парень в белой трикотажной рубашке с расстёгнутой верхней пуговицей:
– Проездной, – обронил весомо.
Он чем-то привлёк меня. Прозрачного кармашка для штрих-кода нет на рубашке. Самый смелый, да? А смысл? Три проверки, и штрих-код нанесут лазером на запястье руки. Я повернул голову настолько резко, что почувствовал боль. Наши глаза повстречались. На его лице проявился отпечаток благожелательства и странного внимания, словно ему тоже показалось, что мы свои. Казалось, мы сталкивались до того много раз, но когда-то давно, в прошлой жизни. Может быть, до войны.
– Молодой человек! – забрюзжал черно-жёлтый жилет. – Вы проезд оплатили?!
Мне стало страшно – в голосе контролёрши неожиданно проступили человеческие интонации: хамоватая усталость, грубость, недовольство, Да, это была обыкновенная женщина предпенсионных шестидесяти лет, с крашеными волосами, сохранившая остатки прежней ухватистости, и она не собиралась «культурно обслуживать» обладателя социального талона.
Тот, в белой рубашке, не ответил ещё ничего, но физически чувствовалось, как от него катятся волны холодной ненависти.
– Я говорил уже вам: проездной, – отбил небрежно, неспешно, как будто совсем и не угрожая.
Необъяснимая злая сила заключалась в его словах; очень хорошо помню ощущение жути, которое охватило меня тогда. И контролёрша сникла, пугающе одряхлела, ушла, пришамкивая:
– Ну, радуйся, радуйся! Заборол старуху? А берегись, как бы кто другой на пути не попался. И худо придётся тогда тебе!
Волны страха стихли. Я откинулся на спинку сиденья. Трамвай, прогремев по домотканой Маросейке, неожиданно очутился на улице Богдана Хмельницкого. Монументальное здание треста «Дирижабльстрой» промелькнуло за тёмно-жёлтым окном. Мрамор цокольного этажа приобрёл свинцовый оттенок из-за тонировки на стёклах вагона. Скоро должна была показаться высотка Телекоммуникационного холдинга. До большого дома, где я должен был жить, осталось недалеко.
