Знание-сила, 2003 № 11 (917) | страница 23
Примем за главную характеристику элиты ее способность вырабатывать и предъявлять обществу новые общезначимые нормы и образцы в поведении, в восприятии, в оценках. Тогда сразу выяснится, что аристократия в традиционном обществе никакой элитой не была и таковой себя не ощущала, поскольку никому ничего не собиралась предъявлять и навязывать, а собственные нормы и представления, как и другие слои общества, черпала в традиции, в церковных наставлениях. И лишь с приходом нового времени, с образованием так называемого общества «модернети», в котором технические, социальные, культурные изменения шли лавинообразно и прежние способы приспособления к новым ситуациям с ними не справлялись, возникла потребность в собственно элите.
Так, прежде культура четко делилась на «высокую» и «низкую», то есть была организована иерархически с явно заданным вектором развития «вверх». Мы еще застали эту ясную однозначность в советские времена. Мало того, что официальная картина литературы, искусства была жестко заморожена и выражалась именно в этих терминах «высокого» и «низкого», противостоящая ей диссидентская культура формировалась по точно такому же принципу: если ты себя уважаешь, ты обязан любить то-то и то-то, восхищаться тем-то и тем-то. Если пока не любишь и не восхищаешься, то просто не дорос; вектор развития задан четко и однозначно.
Когда такое общество перестает существовать, происходит распыление и размягчение культурного пространства; теоретики говорят о «потере большого нарратива», который организовывал культурно-идеологическое пространство именно так, как мы только что говорили. Хороший поэт в Америке имеет десяток читателей, и такое положение считается нормальным.
Вы, конечно, можете напомнить мне о миллионах поклонников Мадонны или Майкла Джексона, но это феномены не культуры, а шоу-бизнеса, торговли, и это совершенно разные вещи.
Общество перестает быть гомогенным, оно распадается на множество относительно небольших групп, которые сами вырабатывают или выбирают стиль жизни, принципы и пристрастия. И отдельный человек не приписан жестко к определенной группе, но волен выбирать и конструировать себя по любому образцу, менять пристрастия. (Случайно подслушанный разговор между двумя молодыми людьми в автобусе: «Не везет! Надену рокерский прикид — обязательно нападу на реперов, надену реперский — встречу рокеров».)
Прежде общезначимое перестает быть таковым, и апелляция к Пушкину не поможет вам общаться с поклонником блюза или рока. Советская культурная элита, интеллигенция, склонна описывать и переживать это как падение нравов и вкусов, как культурную деградацию, но в конечном счете речь идет только о том, что она сама стремительно теряет прежний статус «оракула» и «законодателя». На самом деле, постепенно реализуется идеал Просвещения: человек сам, опираясь на собственный разум и чувство, а не на предъявленные ему извне образны, конструирует себя и свою жизнь.