Из современной английской новеллы | страница 62



— Ты со вчерашнего дня опять что-то расклеилась, — сказал мистер Тайлер. Голос его звучал глуше — он, видно, положил трубку на стол и вышел в соседнюю комнату взглянуть на жену.

— Я вам расскажу кое-что о том, как мы живем, мистер Росситер, раз уж вы столь любезно попросили у нас адрес. Так вот, у нас за входной дверью есть старый почтовый желоб с ящиками, теперь такими не пользуются. На нем висит объявление. Я его списала и сейчас вам прочту:


Объявление

Пользование почтовым желобом прекращается.

Домовое управление уведомило нижеподписавшегося, что не намерено возобновить аренду почтового желоба, а потому мы ставим жильцов в известность, что с первых чисел февраля 1951 года пользование желобом будет прекращено, а сам желоб — демонтирован.

Подписано представителем Евфратской компании почтовых желобов.


— И знаете ли что, — сказала миссис Тайлер, — прошло почти четверть века, а желоб по-прежнему тут, и сама я тоже.

Невинные шутки

Филип Скроуп и Нора Скроуп, оба университетские преподаватели, сидели у себя в кабинете перед увеличенным снимком человеческого мозга. Прежде, когда Филип с Норой не были еще женаты, на этом месте висело средневековое распятие шотландской работы, доставшееся Филипу от родителей — семейство было пресвитерианское, и где-то в глубине сознания Скроупов-младших еще таился господь. Низринуть божество не так-то просто. На фотографию падал свет дуговой лампы, какими пользуются в операционных, полученной ими на Рождество в подарок от знакомого в стесненных обстоятельствах. На камине в беспорядке стояли фотографии, лежали морские раковины — память о медовом месяце на Майорке, — серебряная георгианская погремушка и недоеденный персик из домашней оранжереи, где в свободные часы любил возиться Филип. Камин и снимок на стене не очень вязались друг с другом.

Филип и Нора, любящие супруги и люди разносторонне образованные — впрочем, не без пробелов, то есть смутных представлений о том, что они намерены были узнать, но еще не успели, — угощали сандвичами с салатом Пембертона Джонсона, тоже преподавателя. Гость вел разговор о греческом писателе, брошенном за решетку в Афинах.

— В "Эмнисти" говорят, что он умрет, если его не вызволить, у него больная печень. Надо что-то делать. Ведь большой поэт, в конце концов.

— Пускай бы маленький, какая разница? — сказала Нора. — Пускай бы вообще не поэт, ну и что?

— Тебя послушать иной раз, так создается впечатление, будто литература для тебя ничего не значит, — глядя на нее стеклянными глазами, сказал Пембертон, хотя сама комната, заваленная книгами, красноречиво свидетельствовала об обратном.