Их бой был в программе третьим. Уильямс вышел из своего угла совсем как в Манчестере — просто набросился на противника, и я, помню, сказал Лену Гоулду, который сидел рядом:
— Ну никак поверить нельзя, что с того боя всего две недели прошло.
Браун два раза побывал в нокдауне — вот до чего был слаб Уильямс. В первом раунде он встал при счете "шесть", а во втором — так и вовсе только на восьми. Ну, в третьем раунде Уильямс пропустил удар левой по корпусу — Да такой, что любого уложил бы, пусть он будет в самой что ни на есть форме. До конца раунда Уильямс кое-как держался, но в самом начале четвертого раунда Браун послал его в нокдаун. Он встал при счете "девять", но Браун загнал его в угол и снова уложил — опять на девять секунд. Ясно было, что до конца уже недолго: ведь о защите у этого, у Уильямса, никакого понятия не было. Он знал только один способ защиты — нападение, а уходить от ударов не умел. Я думал, рефери вот-вот остановит бой, но тут Браун опять достал его левой и добавил правой, когда он уже падал. На чем все и кончилось. Рефери — это был Уолли Данн — сосчитал до десяти, секунданты подняли Уильямса и отнесли в угол. Его посадили на табурет, но он не мог сидеть, и в конце концов его менеджер крикнул:
— Носилки! Принесите носилки!
Когда я это услышал, меня точно по голове ударило. Я сидел и думал: "Дай бог, чтобы с ним ничего не случилось, дай бог, чтобы с ним ничего не случилось в моей программе". Потому что в боксе есть немало таких, для кого всякая моя незадача — праздник. Другие устроители состязаний и кое-кто из менеджеров.
Я прошел в раздевалку, а парень лежит на столе, и врач его осматривает. Я спрашиваю:
— Ну как он, доктор?
А он говорит:
— Коматозное состояние. Я вызвал машину "скорой помощи".
Тут пришла машина, и его унесли. Сами понимаете, что я чувствовал. Глаза у него все еще были закрыты, и дышал он очень тяжело, просто хрипел.
Я вернулся в зал, но ничего вокруг не видел: если бы вы меня спросили, кто выиграл главный бой, я бы вам не ответил. Еще из Альберт-Холла я позвонил в больницу — как он там? В коматозном состоянии, отвечают. Утром я прежде всего опять позвонил в больницу, а они говорят, что его оперировали.
Я поехал туда, но меня к нему не пустили. Его менеджер тоже был там. Я сказал:
— Просто ужасно, что так случилось.
Он говорит:
— Нам не следовало позволять, чтобы он дрался, Джонни.
— Хорошенькое дело — "нам не следовало", — говорю, — Это ты мне сказал, что он может драться.
