— Джек, мне пора, — сказал я наконец и встал, но он схватил меня за рукав и сказал:
— Посидим еще!
— Не могу, опаздываю на поезд, — сказал я, хотя на самом деле у меня было еще полчаса. Он сказал:
— Ты мне пиши, Боб. Я сейчас дам тебе адрес.
А я ответил:
— Ладно, Джек, постараюсь. Только я плох писать.
— Не надо терять друг друга из вида, — сказал он, словно от отчаяния не знал, что придумать. — Когда я снова приеду в Лондон и ты будешь здесь…
— Я здесь очень редко бываю, Джек, — сказал я.
Тут из-за столика в углу встал какой-то человек — я еще раньше заметил, что он поглядывает в нашу сторону. Он сказал:
— Мистер Бредлаф, я не ошибаюсь? Я помню, сэр, как вы еще играли в сборной. Все это просто возмутительно.
Джек потряс ему руку — я видел, что он доволен, но в то же время он косился на меня. А я воспользовался этой минутой, чтобы уйти. Я сказал:
— Ну, пока, Джек, — и пожал ему руку.
— Один из моих старых игроков, — сказал он, а тот поглядел на меня и сказал:
— Да-да, а кто именно?
А я сказал:
— Ну, мне пора, — и пошел к двери.
Он меня окликнул:
— Боб!
Я обернулся, а он смотрит на меня тем же взглядом, умоляющим, но я просто спокойно стоял и ждал, и в конце концов он сказал:
— Так ты пиши, Боб, хорошо?
А я снова сказал:
— Постараюсь, Джек, — и вышел на улицу.
Когда я поглядел в окно, этот человек что-то ему говорил, но он как будто не слушал.
Когда трибуны на тебя взъедаются, в спортивных отчетах пишут "часть зрителей", да только ты-то слышишь рев — и уж какая там "часть", так и кажется, что вопит весь стадион до самого последнего человека.
Помню, как это в первый раз произошло со мной — я тогда начал играть за "Роверс", и мы встречались с "Льютоном". Это была уже третья моя игра, но на своем поле — первая. Две предыдущие мы проиграли — не по моей вине, но все равно они были против меня. Я это понял, едва получил мяч. "Прентис, не спи! Пасуй, Прентис! Чего ты топчешься, Прентис?"
В девятнадцать лет такие вещи, чего скрывать, замечаешь очень хорошо и принимаешь близко к сердцу. Беда в том, что на поле от них деваться некуда, ты все слышишь, и такое ощущение, что тебя окружили, что со всех сторон одни враги. Я никак не мог понять, почему они на меня взъелись. Что я такого сделал? Почему они меня невзлюбили? Потом я прошел с мячом к боковой линии, полузащитник меня сбил, а когда я вставал, на трибуне кто-то сказал:
— И чего они вдруг вздумали заменить Алфи? Куда до него этому желторотому!
