Хелена лежала в постели. Смотрела на окно. Чуть более светлый четырехугольник в темноте. Она устала. Сон не шел. Она ворочалась с боку на бок. Перевернула одеяло. Положила подушки друг на друга. Снова их отпихнула. Хелена пыталась вспомнить. Как это было. С Хенриком. Что они говорили. Как он обнимал ее. Как целовал. Когда же они разделись? Как она попала домой? Она ничего не помнила. Все сливалось. И потом. Где взять денег? На телефон. И почему она должна платить. Вот бы быть одной. Одной. И никаких проблем. И за что она должна отвечать? За детей. Грегор исчерпал все лимиты хаоса. Все. Ей остается только порядок. Она должна все привести в порядок. Ей необходимо все привести в порядок. Насколько возможно. Беспокойство зарождалось в животе и поднималось к сердцу. Билось. Неровно. Переполняло грудь. Превращалось во вторую грудную клетку. Которая давила ее. Швед тоже не позвонил. Потом. После того.
Проснувшись в Пасхальный понедельник, Хелена почувствовала, что болит лицо. Верхнюю губу справа раздуло и натянуло. Хелена ощупала лицо. Опухла вся правая половина. Потом в зеркале она увидела, что случилось. Простуда на губе. Такого с ней не было еще никогда. Простуды всегда были у Грегора. Простуда у Хелены была преогромная. Распухла щека. Правый глаз сощурился. Хелена разглядывала себя. Она выглядела так, словно кто-то разбил ей рот и щеку. Собственное лицо внушало отвращение. Она снова легла. Глядела в потолок. Лежала. Не поехала ни в какую аптеку. Если так — пусть так и будет. Не говорила с девочками. Просто велела им не трогать ключ во входной двери и есть кукурузные хлопья, когда проголодаются. Барбара снова подошла к дверям спальной и позвала Хелену к телефону. "Я больна, — закричала Хелена прежде, чем та успела еще что-то сказать. — Я больна. Черт побери! Могу я хоть раз поболеть спокойно". Испуганная дочка испарилась. Хелена лежала. Весь день. Никаких сил. Пусть хоть убивают, сил нет.
Вечером около восьми в комнату ворвалась Барбара. На лестнице — мужчина. И бабуля с ним разговаривает. Но ему нужна она. Хелена не представляла себе, кто бы это мог быть. Вышла. Зачем свекровь снова лезет не в свое дело. У лица Хелена держала большой белый носовой платок. На площадке стоял Хенрик. Свекровь прислонилась к косяку. Рассмеялась чему-то, что сказал швед. Хелена остановилась в своих дверях. Свекровь и швед повернулись к ней. Что случилось? Почему она не подходит к телефону? Хелена не могла говорить. Сразу расплакалась бы. Хенрик сказал пожилой даме, он все сделает. Ей не стоит волноваться. Хелена хотела отослать его. Никто ей не нужен. Ей очень хорошо одной. И пусть свекровь наконец уходит. Сколько можно терпеть. Она никого не желает видеть. Хенрик мягко втолкнул ее в квартиру. Закрыл за собой дверь. Отобрал у Хелены платок и посмотрел, что с ней. Не смог сдержать улыбку. У Хелены немедленно потекли слезы по щекам. Она отвернулась и пошла к кровати. Хенрик шел за ней. Попросил ключи от машины и денег. У него больше нет австрийских. Где ближайшая аптека? Отправил Хелену в постель. Объяснил девочкам, что мама больна. Шуметь нельзя. Хелена укрылась с головой. Проходя по квартире, она увидела, что натворили дети, предоставленные самим себе на целый день. Лежала на левом боку. Лежать на правом было больно. Дергало. Хелена плакала из-за квартиры. Потом из-за того, что плачет по такой ерунде. Вернулся Хенрик. Принес разные мази и таблетки. Присел к ней. Потом пошел к девочкам. Хелена слышала, как они разговаривают. Чаще всего — звонкий голосок Барбары. Но и Катарину тоже. Звенела посуда. Приборы. Хелена дремала. Девочки пришли сказать "спокойной ночи". Хенрик сварил спагетти, а они прибрали на кухне. А сейчас они ложатся спать. И совсем не будут шуметь. Катарина с ужасом глядела на Хелену. Нет, сказала Хелена, она не поцелует их. А то они будут выглядеть так же. Это очень заразно. Наверно, ей надо поискать новую работу. Чудищем. В кино. Дочери не засмеялись. Ушли. Хенрик принес ей яблоко. Очистил его и нарезал тонкими ломтиками. Сбрызнул лимонным соком. Очень вкусно. Он сидел на краю кровати. Если Хелена собиралась заговорить, не давал. Говорить Хелене было тяжело. Правая половина лица за день опухла еще больше. Когда она говорила, казалось, что она пьяная. "Я пойду успокою твою мать", — сказал Хенрик. "Свекровь", — пробормотала Хелена. "Свекровь. О'кей", — улыбнулся Хенрик. Потом он вернулся. Все в порядке. Хелена уснула.
