- Успокойся, Витенька! Ложись! Ну чего это ты? Успокойся!
Обошлась проделка Вите. Примолк на день-два. Потом снова напроказил разбил при открывании форточки-фрамуги стекло в нашей палате. Здесь оказалось обычное, бьющееся. И это тоже внесло некоторое разнообразие в наше монотонное существование.
Так жили и развлекались мы с ним. Когда лежали рядком на койках и разговаривали шепотом, обмякала его душа. Все-все рассказывал мне Витя: и о "корешах", и о девчонках своих. Привязался ко мне по-доброму. Может быть, потому, что я был один из немногих, кто погладил его в жизни по стриженой, сиротской голове...
КАМЕРА-ОБСКУРА
30 января в послеобеденный час вдруг позвала меня сестра и повела куда-то. Вышли из отделения, прошли через комнату, где раздеваются врачи и сестры. По лестнице вниз один пролет. Подошли к двери, на которой табличка "Энцефалографический кабинет". Эге, это уже что-то посложней! В кабинете нас встретили две миловидные женщины, врач и сестра. По углам на столах - груда какой-то сложной аппаратуры, ступить некуда, как на подводной лодке. Прямо на меня глядел экран большого осциллографа. Врач открыла дверь внутри кабинета:
- Проходите сюда.
Я очутился в темной, обитой черной материей комнате. Вспыхнул свет. Посреди стояло кресло-стол, вроде операционного, обитое мягкой синтетикой. Меня попросили сесть на него. Получилось полулежа. Врач сказала, что у меня сейчас снимут биотоки мозга.
- А если я не хочу?
- Ну, что вы! Это же совершенно безвредно. И не больно. Вы ничего не почувствуете. Только надо лежать спокойно, не напрягаться.
Ну, хорошо, посмотрим. Ведь кроме всего прочего, и любопытно.
На голову надели резиновую шапочку с отходящими от нее в разные стороны проводами. Какие-то резиновые присоски прильнули к вискам. Наложили манжетки, тоже с проводами, на запястья. Еще на затылок что-то. Уложили в определенной позе. Все это я уже видел в фильмах о космонавтах. Еще раз попросили лежать спокойно, не шевелиться, ни о чем не думать. Ушли. Щелкнул выключатель, и я остался в полной темноте.
Лежать было приятно, легко. Значит сейчас на осциллографе пишут мои биотоки? И самописец чертит кривую? Ну тогда!.. И я начал, четко читать про себя стихи, отчеканивая ритмично:
Пом-нят ли там о пе-чаль-ном зат-вор-ни-ке,
Или по-ра за-бы-вать?
Читал и читал подряд все свои стихи, написанные за эти полгода во владимирских тюрьмах. Исчерпав их, взялся за Тютчева. Читал, налегая на ритмику. Представляю, какая пляска поднялась у них на экране!
