Институт Дураков | страница 45



Никуйко очень страдал и боялся приговора.

- Как ты думаешь, - спросил он меня однажды в полной тишине палаты, причем я был уверен, что он давно спит. - Расстреляют меня?

У старика был взрослый сын в Ленинграде (от первого брака), юрист, адвокат. Но он не знал о том, что произошло с отцом, а Никуйко сообщить ему не решался. Я посоветовал все-таки написать сыну. Ну, чтобы тот, скажем, адвоката хорошего нанял...

- Конечно, конечно, - закивал Никуйко. - Да только... я ведь и написать-объяснить хорошо не сумею.

Я предложил ему свою помощь и в дальнейшем действительно сочинил такое письмо. Никуйко был страшно рад, благодарил меня, в глазах у него зажглась надежда. Письмо переписал своим почерком и отнес врачу. Та обещала отправить. Вообще старик ожил, привязался ко мне, как мальчишка. Смешно и трогательно ревновал меня к заходившему в палату Ване Радикову, а после него - к Игорю Розовскому, нашему поэту. В глаза ему однажды выпалил:

- Зачем вы сюда ходите? Время у Виктора отнимаете! Не ходите к нам больше!

Вела Никуйко Мария Сергеевна, самый молодой отделенческий врач. Говорили, что она всего два или три года назад окончила институт. Была она дородна и округла во всех статях, этакая красивая, сытая и глупая телка. Очень обидела однажды нашего деда!

Никуйко курил. Как всем, не получающим передач, ему выдавали ежедневно по 10 сигарет "Памир", а этого ему не хватало. Вот он и спросил как-то у Марии Сергеевны, нельзя ли, чтобы ему выдавали немного больше сигарет.

- Нет, конечно, - сказала Мария Сергеевна (представляю ее красивое и каменное лицо в эту минуту). - С какой это стати?

- Мне не хватает.

- Так бросьте курить.

- Что вы, я уже 50 лет курю.

- Ну тогда... у других просите!

- Да мне неудобно, стыдно просить.

- Вот еще! - сказала Мария Сергеевна. - У б и т ь было удобно, а попросить курить ему. видите ли, стыдно!

Дня два после этого Никуйко лежал в лежку. Ничего не ел, бурчал на всех. И все мотал головой, обращаясь ко мне, жаловался:

- Да как она могла так сказать?! "Убить было удобно..." Как она могла!

Я думаю, что Никуйко был больным человеком. Ну, это мог быть какой-то возрастной психоз, старческое изменение личности. Ему ведь все-таки 69 лет было. Да еще эта жизнь в глухоте... Так или иначе, он заслуживал снисхождения. И когда та же Мария Сергеевна дала в конце концов (не знаю уж, как там было записано по-научному) заключение о его невменяемости, вздох облегчения, как говорили в старину, вырвался из моей груди. Ну и правильно. Какой уж тут прок государству и урок обществу - казнить несчастного старика? И вполне хватит для него одинокой казенной койки в какой-нибудь провинциальной богадельне.