Кардинал добился, дабы королевские ювелиры отсрочили первый платеж на три месяца, однако Боемер вместе со своим компаньоном Боссанжем потребовал аванс в пятьдесят тысяч ливров.
У де Рогана в наличности не было требуемой суммы, и тогда я подсказала ему: «Ваше преосвященство, а не попросить ли денег у евреев?»
Кардинал тотчас пригласил к себе богача Серф-Беера, попросил у него пятьдесят тысяч ливров для помощи одному бедному дворянину и сделал при этом следующее предуведомление (сцена происходила при мне): «Ваша любезность будет иметь огромное значение и для вас лично, и для всех ваших единоверцев».
В тот же вечер требуемая сумма была у нас. Но Боемер прислал записку, в которой он заявил, что полностью доверяет кардиналу и не нуждается в гарантии пятидесяти тысячи ливров.
И тогда кардинал оставил дар евреев мне в качестве признательности за мои усилия, направленные на сближение его с королевой. Так что в роли бедного дворянина пришлось выступать мне.
СТРАНИЦА ПЯТАЯ
Все шло как по маслу, но затем вдруг начались неожиданные неприятности.
Ювелир Боемер (этот «роковой дурак», по счастливому выражению королевы Марии Антуанетты) с громадным опозданием, уже после того, как он отдал кардиналу де Рогану ожерелье, вдруг решил навести справки относительно совершенной им сделки.
Ювелир понесся к придворной даме госпоже Кампан, и вот что она сообщила ему: «Никакого ожерелья королева не получала, — это мне доподлинно известно. Видимо, любезнейший, вы стали жертвою воров». Говорят, Боемер при этих словах чуть в обморок не хлопнулся.
Госпожа Кампан доложила о странном деле королеве. Мария Антуанетта потребовала к себе придворного ювелира.
Боемер рассказал, что продал ожерелье кардиналу де Рогану. Кардинала вызвали во дворец, и он объяснил, что выступал представителем королевы и что передал мне ожерелье, дабы я вручила его королеве.
И тут Мария Антуанетта воскликнула: «Но я сроду не видывала никакой графини де ла Мотт — она никогда не была мне представлена». И это чистейшая правда.
Ха-ха! Кардинал настолько потерял голову из-за королевы, что разум совсем покинул его. Только этим я могу объяснить ту немыслимую доверчивость, которую он обнаружил в сем деле.
Да, в Париже в течение лета постепенно достаточно широко стали распространяться слухи, что в Версале, оказывается, периодически появляется девица, удивительно похожая на королеву.
Беда грянула 15-го августа. В этот день граф Калиостро (он прибыл в Париж еще в последних числах января) известил меня, что арестована и заточена в Бастилию наша мнимая королева (дурочка Николь Леге, баронесса Олива).
