…Но еще ночь | страница 61



; в сотнях книг по названной теме, от первоисточников до синопсисов цитат и материалов, нельзя, ни даже в отдаленнейшем приближении, найти что-либо ответное схожее у «гуннов» (немцев), а по степени раздражения, если не возмущения, которое вызовет в читателе эта справка, можно будет лишний раз оценить мощь и обаяние пропаганды, вот уже около ста лет дурачащей народы и поколения. Кто бы мог подумать, что фабианец, фантаст и филантроп Уэллс, успешно завершивший Первую мировую войну в качестве шефа отдела антинемецкой пропаганды и — автора миротворческого лозунга The War That Will End War, требовал — уже тогда — бомбить не военные объекты и не промышленные предприятия противника, а неразумное немецкое население[46], что и было аккуратно осуществлено со второго захода, между 1940 и 1945, с итоговым балансом стертых с лица земли 161 немецкого города и более 850 населенных пунктов, погребших под собой свыше полумиллиона неразумных жителей; характерно, что вторивший Уэллсу либеральный политик Горацио Боттомли, основатель Financial Times и издатель популярнейшего журнала John Bull, не делал исключения даже для местных немцев, требуя «вендетты против каждого немца в Британии, всё равно, „натурализованного“ или нет» (vendetta against every German in Britain, whether „naturalised” or not), потому что: «Вы не можете натурализовать противоестественный скот — человеческого недоноска — исчадье ада. Но вы можете истребить его»[47]. (Режиссер Тарантино, в фильме которого доблестные спасители цивилизации бейсбольными битами забивают those damned Germans и снимают с них скальпы, всего лишь «художественно» проиллюстрировал эренбурговское «нет ничего веселее немецких трупов» и домыслил традицию, лапидарно резюмированную лордом Ванситтартом, главным дипломатическим советником правительства Его величества, в 1941 году: «С Божьей милостью и во спасение человечества мы избавим мир от Германии, а Германию от себя самой»[48].) На этой idée fixe западной политической теологии — по сути, осуществленном волеизъявлении макбетовских ведьм: «Fair is foul, and foul is fair» — могли бы быть учреждены кафедры по изучению техники совершенствования мира; трудно, невозможно поверить, как удалось внушить, что народ, подаривший миру Лейбница, Канта, Шеллинга, Гегеля, Шиллера, Гёте, Бетховена, Брамса — пусть потрудятся определить длину списка, — сплошь состоит из варваров, гуннов, садистов, убийц, дебилов, более того: заставить его самого поверить в это, и довести конструкцию до того уровня правдоподобности, после которого в ней не сомневаются не только обыватели, но и высоколобые интеллектуалы, а те, кто сомневаются, автоматически переводятся в разряд