мог наследовать только
подросток . Мне вспоминаются фотографии в немецком
Шпигеле , изображающие уличные группы подростков где-то в Гамбурге, одну в послевоенные годы, другую уже в наше время. На первой необыкновенно опрятные, чистые, причесанные, ухоженные, аккуратно одетые дети стоят друг возле друга среди полуразрушенных домов; на второй они как бы свалились друг на друга, немытые, в каких-то немыслимых лохмотьях, с проткнутыми ушами, носами и подбородками и вытянутыми вперед полуизогнутыми конечностями, о которых можно предположить, что это руки. Фотографии, обычные сами по себе, приобретают, если видеть их вместе, необыкновенную силу воздействия. Это профиль двух несоизмеримых миров в пределах одного поколения: те с первой фотографии принадлежат к поколению дедов этих со второй, но говорить о
конфликте поколений здесь решительно невозможно, потому что между дедами и внуками уже нет или очень скоро не будет уже ничего общего: как по линии этоса, так и фюсиса. Это уже не разница в пределах ряда, а переход в другой род, в стохастику распредмеченных уподоблений, на фоне которых бывалые сравнения с машиной или зверем кажутся всё еще чересчур архаичными и гуманными.
19.
Студенческая революция 60-хх гг. протекала одновременно и параллельно с научно-технической революцией; в этом избирательном сродстве, как, пожалуй, ни в чем другом, и обнаруживается первофеномен нашего возможного будущего. Если услышать оба события в контрапункте их пересечений, то услышанными окажутся тема вхождения в ум в возвратном движении схождения с ума . Технический прогресс, увиденный как целое и сущность, — это прогресс вещей в их необыкновенном поумнении ; если для прежних миров, от античного до столь еще недавнего нашего, определяющим был такой максимум техники, при котором она всё еще оставалась на заднем плане, то сегодняшний мир заполнен ею уже настолько, что её перестают вообще замечать. Надо представить себе детей, не удивляющихся волшебствам Тысячи и одной ночи , до которых они дотрагиваются руками. Но техника (техне) — это умение , а умение — это ум . Ум, который человек (= не владелец ума, а его полномочный поверенный ) вкладывает в вещи, после чего вещи — от будильников и зубочисток до сверхзвуковых самолетов — становятся вдруг необыкновенно интеллигентными, и необыкновенно же умно начинают вести себя. Наверное, в этом не было бы ничего тревожного, веди себя при этом сам он (поверенный ума, ответственный за ум, умный)
